письменнымъ моимъ отвѣтомъ, я положительно не знаю; но вслѣдъ затѣмъ я получилъ отъ него слѣдующую записку: «Графъ Владиміръ Ѳедоровичъ проситъ вамъ пожаловать къ нему завтра, въ воскресенье, 15-го марта, къ половинѣ 11-го во дворецъ, въ кабинетъ его, находящійся въ квартирѣ покойнаго министра двора. Подъѣздъ съ Дворцовой набережной».
Кто бы, позволю я себѣ спросить каждаго изъ моихъ читателей, на моемъ мѣстѣ, не предался самымъ разнороднымъ соображеніямъ по вопросу: что̀ бы могло значить требованіе меня во дворецъ? Я зналъ, во-первыхъ, что графъ ежедневно докладываетъ государю въ 12 часовъ, слѣдовательно, я не могъ не придать значенія тому обстоятельству, что меня требуютъ прежде, а не послѣ доклада, изъ чего я заключалъ, что свиданіе графа со мною требуется по обстоятельствамъ, отосящимся къ докладу. Потомъ я думалъ: недоумѣніе, которое подавляло меня, разсѣялось, и государь узналъ всю истину; единственный вопросъ объ отношеніяхъ моихъ къ графинѣ Тизенгаузенъ, который оставался въ сомнѣніяхъ государя, разрѣшенъ и объясненъ самымъ блистательнымъ образомъ. Для чего же, соображалъ я, требуетъ меня графъ, и не къ себѣ на квартиру, какъ всегда было прежде, а именно во дворецъ? Ужели для того, чтобы казнить? Не можетъ быть. Послѣ предъидущихъ объясненій и разъясненій, словесныхъ и письменныхъ, которыя озарили мою личность предъ лицемъ государя самымъ благодатнымъ свѣтомъ, требованіе это, думалъ я, должно принять за благовѣщаніе радостей, царскихъ милостей и великолѣпнаго возмездія за претерпѣнныя неправедно лишенія. Путемъ этихъ соображеній я пришелъ къ тому заключенію, что государь, въ которомъ такъ много было рыцарскаго, познавъ иситну, возжелалъ меня лично видѣть, назначить меня министромъ и дать мнѣ, на первый разъ, Андрея или что-нибудь въ этомъ родѣ. Конецъ-концовъ бытъ тотъ, что, подъ вліяніемъ самыхъ отрадныхъ впечатлѣній и надеждъ, я явился въ назначенный часъ во дворецъ и ждалъ торжества добродѣтели. Но, увы! намъ часто приходится разставаться съ своими розовыми мечтами и, при сличеніи ихъ съ дѣйствительностью, краснѣть, что мы могли признавать вѣроятнымъ то, что въ сущности оказывалось нелѣпостью самыхъ громаднѣйшихъ размѣровъ.
