всю истину и, быть можетъ, лишенія, которыя вы потерпѣли, принесутъ хорошіе плоды».
Я отдалъ Прянишникову письма и погрузился въ ожиданіе, чѣмъ разрѣшится и этотъ замѣчательный въ моей жизни моментъ. Понятно, что напуганный и разбитый предъидущими событіями, я пересталъ уже предаваться радостнымъ надеждамъ и съ этимъ ожиданіемъ связывалъ мысли, болѣе мрачныя, чѣмъ утѣшительныя. Такъ прошло дня два или три, въ теченіе которыхъ я постоянно и мучительно ждалъ роковаго извѣстія или отъ Кожухова, который послалъ графу проектъ всеподданнѣйшаго доклада о составленіи ревизіонной коммиссіи, или отъ Прянишникова, который отправилъ графу письмо, о которомъ я только-что говорилъ.
Первое изѣстіе получено было мною от Кожухова. Извѣстіе это было радостно: онъ увѣдомлялъ, что государь утвредилъ докладъ объ образованіи ревизіонной коммиссіи, къ составу которой и я принадлежалъ. Вслѣдъ затѣмъ, возникли мои объясненія съ Прянишниковымъ, въ которыхъ для меня было много таинственнаго и непонятнаго. Вотъ двѣ записки его, къ этому періоду относящіяся: «23-го февраля 1853 года. Не хотите ли, любезнѣйшій Василій Антоновичъ, отобѣдать у меня запросто сегодня, въ понедѣльникъ, въ 4 часа. При этомъ свиданіи и переговоримъ кое о чемъ». Другое безъ числа: «Повидайтесь со мною въ теченіе сего утра, какъ вамъ будетъ удобнѣе. Нужно молвить слово». Первыя слова, сказанныя мнѣ Прянишниковымъ при нашемъ свиданіи, были: «Слава Богу! Графъ все объяснилъ государю. Государь сказалъ: «Хорошо! я тебѣ вѣрю, только удостовѣрься самымъ точнымъ образомъ: завѣдывалъ онъ или нѣтъ дѣлами графини Тизенгаузенъ?» Поэтому — продолжалъ Прянишниковъ, — прошу васъ отвѣчать мнѣ со всею искренностью и положительностью на этотъ вопросъ, потому что вашъ отвнтъ пойдетъ прямо государю». — «Никогда и никакими», — отвчѣчалъ я. — «Прекрасно», — сказалъ Прянишниковъ, — «потрудитесь написать это». Я сѣлъ къ письменному столу и тутъ же написалъ: «на предложенный мнѣ вопросъ о томъ: завѣдывалъ ли я дѣлами графини Тизенгаузенъ — отвѣтствую, что никакими дѣлами графини Тизенгаузенъ я никогда не завѣдывалъ».
Что именно сдѣлалъ Прянишниковъ съ этимъ оригинальнымъ
