щами; когда онъ выѣзжалъ изъ Кіева, они провожали его съ плачемъ.
Забравъ въ Переяславлѣ оставленныхъ пѣвчихъ, возвратились мы въ Каченовку. Всѣ набранные мальчики находились подъ присмотромъ дядьки Саранчина, упражнялись въ пѣніи съ помощникомъ учителя пѣнія Палагинымъ, пѣли также съ хоромъ Тарновскаго и ходили къ обѣднѣ, гдѣ также съ другими пѣли. Мы потомъ ѣздили для набора пѣвчихъ въ Полтаву, Харьковъ и Ахтырку и привезли нѣсколько малютокъ.
Хотя было всѣхъ набранныхъ нами 19 мальчиковъ и 2 большихъ (кромѣ Гулака, который не все время былъ въ Каченовкѣ, а ѣздилъ къ брату, съ которымъ и приѣхалъ осенью въ Петербургъ), несмотря на то, хозяинъ былъ искренно радъ и, окончивъ наборъ, мы прогостили у него долго. Онъ былъ очень самолюбивъ и мысль, что придворные пѣвчіе поютъ съ его хоромъ въ его церкви видимо его радовала.
Нѣсколько словъ о жизни моей въ Каченовкѣ: Григорію Степановичу Тарновскому было лѣтъ подъ 50; онъ былъ смуглъ и сухъ, числился гдѣ-то на службѣ и состоялъ въ званіи камеръ-юнкера. Анна Дмитріевна, жена его, была женщина приземистая и весьма толстая, очень молчаливая; любила, чтобъ дѣвки растирали ей ноги. Въ домѣ жили и воспитывались племянницы хозяевъ, бо̀льшею частію молодыя, добрыя и привѣтливыя дѣвушки, при нихъ гувернантка, весьма милая особа; у домашняго доктора также была миловидная дочка. Изъ племянницъ, самая меньшая, лѣтъ 14, Марья Степановна Задорожная, была очень миловидна; за обѣдомъ она обыкновенно сидѣла напротивъ меня и невольно ея плутовскіе, нѣсколько прищуренные глазки, встрѣчались съ моими глазами, за что ей нерѣдко доставалось отъ ея тетушки.
Во все продолженіе пребыванія моего въ Малороссіи гостилъ въ Каченовкѣ талантливый нашъ художникъ, очень пріятный молодой человѣкъ Штернбергъ.
Несмотря на разсчетливость, хозяинъ принималъ гостей радушно, старался по возможности разнообразить удовольствія.
Прогулки, поѣздки въ близьлежащія помѣстья хозяина, иллюминаціи и танцы, всѣ эти средства были употребляемы для нашего развлеченія. Когда приѣзжало нѣсколько сосѣдей, танцова-
