Во мнѣ грусть тихая смѣнила бурный шумъ,
Остался дымъ отъ пламенныхъ повѣрій.
Теперь томлю-ли грусть въ волненіи людей,
Меня смѣшитъ ихъ суетная радость;
Ищу я думою подернутыхъ очей,
Люблю рѣчей задумчивую сладость.
Меня тревожитъ смѣхъ дряхлѣющихъ дѣтей,
Съ усмѣшкою гляжу на нихъ угрюмый.
Но жизнь моя цвѣтетъ улыбкою твоей,
Твой ясный взоръ съ моей сроднился думой.
О Пери! улети со мною въ небеса
Въ твою отчизну, гдѣ все нѣгой вѣетъ,
Гдѣ тихо и свѣтло, и времени коса
Предъ цвѣтомъ жизни цѣпенѣетъ.
Какъ облако плыветъ въ иной прекрасный міръ
И таетъ, просіявъ вечернею зарею,
Такъ полечу и я, растаю весь въ эфиръ
И обовью тебя воздушной пеленою. (Кархагачь, 29 Февр. 1832 г.).
Тебя ужъ нѣтъ, но я съ тобою
Еще дышу;
Туда въ лазурь, я за тобою
Спѣшу, спѣшу!
Когда же ласточкой взовьюсь я
Въ тотъ лучшій міръ,
Растаю и съ тобой сольюсь я
Въ одинъ эфиръ —
Чтобъ съ Неба пасть росой жемчужной,
Алмазовъ слезъ
На бѣдный міръ, гдѣ крестъ я дружно
Съ тобою несъ.
Но на землѣ, блеснувъ слезами,
Взовьюся вновь
Туда, гдѣ вѣчными зарями
Блеститъ любовь.
Еще твой образъ свѣтлоокой
Стоитъ и дышетъ предо мной,
