Въ день серенады[1] появились на Черной рѣчкѣ два украшенные фонарями катера, на одномъ сидѣли мы, а на другомъ помѣстили трубачей кавалергардскаго полка. На кормѣ приладили маленькое фортепьяно, на которомъ я аккомпанировалъ и управлялъ хоромъ. Всѣхъ исполненныхъ пьесъ не упомню. Пріятное впечатлѣніе произвелъ на водѣ милый голосъ Ѳ. М. Толстого въ венеціанской баркаролѣ «da brava Catina». Не дурно былъ исполненъ хоръ изъ «Dame blanche» Буальдьё «Sonnez, sonnez, cors et musettes». Послѣ каждой исполненной нами пьесы, раздавались стройные, сильные, величественные звуки трубъ. Инструменты съ clefs?[2] (pistons) тогда еще не были изобрѣтены. Музыкальныя уши не страдали, какъ нынѣ, отъ невѣрныхъ, противныхъ звуховъ, которыми теперь насъ нещадно угощаютъ. Мазурка графа М. Юр., нарочно для трубъ сочиненная, произвела на меня сильное впечатлѣніе, и маршъ въ финалѣ оперы «Жизнь за Царя» написанъ мною именно для простыхъ трубъ, безъ pistons и, если бы возможно было отыскать теперь хоръ трубачей подобныхъ тѣмъ, каковые участвовали тогда въ нашей серенадѣ, нѣтъ сомнѣнія, что финалъ оперы значительно произвелъ бы болѣе эффекта.
Объ этой серенадѣ напечатали въ «Сѣверной Пчелѣ»[4], и этотъ первый успѣхъ поощрилъ насъ къ новымъ предпріятіямъ подобнаго рода. Мы дали представленіе внявю Кочубею (тогдашнему президенту государственнаго совѣта); насъ было около 16 человѣкъ: кромѣ князей Голицыныхъ, Толстыхъ, Штерича и меня, участвовали Башуцкій, графъ Протасовъ (теперь онъ оберъ-прокуроръ синода) и другіе; также былъ полный оркестръ и Карлъ Мейеръ игралъ на фортепьяно. Я въ кисейномъ бѣломъ женскомъ платьѣ и рыжемъ парикѣ исполнилъ роль Donna Anna въ интродукціи «Донъ-Жуана» Моцарта и импровизировалъ на фортепьяно. Въ Царскомъ Селѣ также мы дали еще представленіе, гдѣ произвели мою серенаду и куплеты съ хоромъ: «Лина въ черной мантіи» (слова князя Голицына); куп-
