яла. Такимъ-то снарядомъ онъ дошелъ до того, что слой кирпичей съ его стороны былъ пробуравленъ. Онъ ожидалъ такого же результата съ моей стороны. Но увы!.. я продолжалъ настойчиво стучать свою азбуку, а онъ, подъ вліяніемъ своей постоянной идеи, давалъ мнѣ знать, что я совсѣмъ не въ томъ мѣстѣ буравлю стѣну. Такъ длилось время до вышеупомянутаго обстоятельства, положившаго конецъ нашамъ мученіямъ н начало нашего счастія.
Когда мы наговорились досыта, намъ захотѣлось распространить далѣе наше сношеніе съ сосѣдями и преимущественно съ Рылѣевымъ, которой сидѣлъ только черезъ одинъ номеръ отъ брата. Но, къ несчастію, въ этомъ номерѣ сидѣлъ А. И. Одоевской, молодой, пылкій человѣкъ и поэтъ въ душѣ[1]. Мысли его витали въ областяхъ фантазіи, а спустившись на землю, онъ не зналъ какъ угомонить потребность дѣятельности его кипучей жизни. Онъ бѣгалъ какъ запертой львенокъ въ своей клѣткѣ, скакалъ черезъ кровать или стулъ, говорилъ громко стихи и пѣлъ романсы. Однимъ словомъ, творилъ такія чудеса, отъ которыхъ у стражей волосы подымались дыбомъ; что ему ни говорили, какъ ни стращали — все напрасно. Онъ продолжалъ свое и кончилось тѣмъ, что его оставили. Этотъ-то пылъ физической дѣятельности и былъ причиною, что даже терпѣніе брата Николая разбилось при попыткахъ передать ему нашу азбуку. Выждавъ тихую минуту въ его казаматѣ, едва братъ начиналъ стучать ему азбуку, онъ тотчасъ отвѣчалъ такимъ неистовымъ набатомъ, колотя руками и ногами въ стѣну, что братъ въ страхѣ отскакивалъ, чтобъ не обнаружить нашего намѣренія. Послѣ долгихъ упорныхъ попытокъ, когда наконецъ онъ понялъ въ чемъ дѣло и когда братъ уже трубилъ побѣду и мы рисовали въ своемъ воображеніи удовольствіе въ сношеніяхъ съ Рылѣевымъ, надо же случиться, на бѣду нашу, что самая ничтожная бездѣлица — разбила въ прахъ наши мечты.... Одоевской не зналъ азбуки по порядку!...
- ↑ Князь Александръ Ивановичъ, см. о немъ въ концѣ этого тома «Русской Старины».
