ремеслом своим сделала сношения между человеком и несуществующими богами и святыми.
Что же это за «но», за порог, о который спотыкается живоцерковник?
Это —пункт нашей программы по вопросу об отношении к религии. Его попы принять не могут. Так по крайней мере они говорят о себе. Мы думаем, что дело не в этом пункте. Мы думаем, что и признание социальной революции, и признание тех или иных пунктов программы коммунистической партии есть только одежда защитного цвета, которую живоцерковник надевает на себя, чтобы явиться в более приличном виде перед трудящимися. Словеса одни!
Наше безбожие, наша борьба с религией — вовсе не придаток к нашей программе. Это безбожие является борьбой против всякого порабощения трудящихся. Наш материализм неотделим от нашей программы и нашей борьбы. А религия — враг материализма. Тем, кто отвергает наше безбожие, наш материализм и признает кусочками нашу программу, пролетариат может сказать: устами чтут меня, а сердце их далеко от меня.
Опаснее всего для трудящихся, — если их обманет защитный цвет живоцерковника. Живоцерковник прав, когда он осуждает тихоновщину, контрреволюцию, когда он стремится установить признание законов Советского государства. Но пролетариат этим нельзя подкупить. Задача безбожников — бороться со всякой религией, со всякой религиозной организацией, разоблачать всякие защитные одежды и показывать истинное лицо всякого духовенства. И пусть не сетуют на нас, если мы это делаем открыто. Мы делаем это не для того, чтобы наставить на путь истинный живоцерковников-священников, а для того, чтобы рабочие и крестьяне, которым претит мертвая и смердящая тихоновщина, не обманулись словами о признании социальной революции.
