его оною разсѣщи въ части. Онъ же прїступи къ нему блїже не бояся, но тои не можаше пустыннїку нїчего вредїти, токмо вопїя: О человѣче человѣче! побѣждаеши меня смїренїемъ своїмъ, которымъ ты, и жївотъ свои отъ меня нынѣ спасаешъ.
Такожде чїтаемъ о нѣкоемъ пустыннїкѣ Антонїи, яко вїдъ онои во снѣ, что весь свѣтѣ исплетенъ сѣтїю. такому вїдѣнїю удївїся онои. съ рыданїемъ возопи, О всесїлныи боже! Кто можетъ избѣжати сѣтеи сїхъ! и се ему гласъ бысть, кто смїренного сердца обрящется, оныи спасенъ быть можетъ отъ сѣтеи сїхъ.
И тако, кто хотяи прїчастнїкомъ быти Царствїю божїю, и внїти во врата небесная, онои да удалїтся отъ всякїя гордости, понеже богъ гордость иногда съ небесъ въ мѣстѣ съ сатанїнскїмъ княземъ испровергнулъ. и вовѣки оныхъ паки въ прежнее мѣсто не впустїтъ.
И яко прехвалныя врата града İеросалїма, не допустїли цесаря Гераклїа, съ велїкою славою внїти, явїся ему Ангелъ, глаголя, егда Царь Небесныи во врата сїя внїде, сотвори онои входъ свои во смїренїи, безъ всякїя славы. тогда прїнужденъ Гераклїя все свое тщеславїе отложїти, егда хотя во врата внїти. коими паче не возможно будетъ во врата горняго оного Небеснаго İеросалїма безъ смїрснїя внїти. Нѣкїи Гїшпанскїи Отрокъ праведно напїсалъ: ежели кто хощетъ въ Небеси во дворїтся,
