| ВАР | — 23 — | ВАР |
мерри не надолго однако избѣгъ своей судьбы: онъ былъ схваченъ послѣ королевскими солдатами и осужденъ на смерть.
Успѣшное начало разъярило бѣшенство черни. Герцогъ Ангулемъ и Монпансье, перерѣзавъ главныхъ начальниковъ, рыскали взадъ и впередъ по улицамъ, ободряя убійства именемъ короля. Таваннъ, фанатикъ неумолимый, кричалъ безпрестанно. «Отворяйте жилы! Пускайте кровь! Это въ августѣ такъ же хорошо, какъ и въ маѣ.» Гугеноты, со сна, въ темнотѣ, бѣжали зря; попадали прямо на убійцъ и гибли не защищаясь. Стало разсвѣтать. Солнце озарило громады труповъ. Кровь текла рѣками по улицамъ. Вездѣ раздавались стоны умирающихъ. Нѣкоторые искали спасенія на кровляхъ домовъ, ихъ подстрѣливали какъ птицъ и заставляли падать на землю. Сами католики, наиболѣе ослѣпленные фанатисмомъ, говорятъ, что это было «ужасное зрѣлище душегубства и рѣзни» (un horrible spectacle de meurtres et de boncheries). Всѣ чувства были подавлены звѣрскимъ бѣшенствомъ.
Еще до начала убійствъ, Лувръ, гдѣ находились король Наваррскій и принцъ Конде со множествомъ дворянъ ихъ свиты, былъ также окруженъ со всѣхъ сторонъ, чтобъ никто не могъ вырваться. Какъ только получено извѣстіе о смерти Колиньи, Карлъ велѣлъ разбудить и позвать къ себѣ немедленно обоихъ молодыхъ принцевъ. Онъ самъ въ бѣшенствѣ увѣдомилъ ихъ обо всемъ, что дѣлается въ городѣ, и что ихъ ожидаетъ та же участь, если они въ ту же минуту не отрекутся отъ ереси. «Смерть, обѣдня, или Бастилья!» кричалъ онъ въ дикомъ неистовствѣ. Молодые люди потеряли всю бодрость, упали къ ногамъ короля и просили пощады. Между тѣмъ въ ихъ покояхъ убійцы свирѣпствовали съ хладнокровно-методическимъ безчеловѣчіемъ. Солдаты, разставленные въ два ряда у воротъ дворца, рубили своими алебардами жертвы, которыя посылались къ нимъ изнутри. Многіе убиты были въ самыхъ покояхъ принцевъ. Одинъ изъ несчастныхъ, уже раненый, бросился въ спальню новобрачной королевы, которая была въ постелѣ, спрятался за нее, весь истекая кровью и не прежде оставилъ это единственное убѣжище, какъ получивъ удостовѣреніе въ пощадѣ. Другаго убили за три шага отъ нея, передъ дверьми спальни ея сестры, герцогини Лотарингской. Молодой принцъ Конти напрасно умолялъ пощадить жизнь его осьмидесятилѣтнему гофмейстеру, Бріону: старику пронзили сердце кинжаломъ, который онъ тщетно хотѣлъ удержать своими слабыми руками. Находившіяся при Дворѣ гугенотки, дамы и дѣвицы, представлены къ королю, который объявилъ имъ, что ихъ всѣхѣ бросятъ немедленно въ рѣку, если онѣ тотчасъ не сдѣлаются католичками.
Ужасы свирѣпствовали въ городѣ не слабѣя, а возрастая. День былъ праздничный, разгульный. Чернь упивалась кровью. Домы и имущества еретиковъ отданы были на разграбленіе. Не было пощады ни полу, ни возрасту. Бѣшенство достигло крайней степени изступленія. Десятилѣтнія дѣти умерщвляли младенцевъ въ колыбели. Дѣвица Иверень, извѣстная ученостью и милосердіемъ къ бѣднымъ, племянница кардинала Бриссоне, хотѣла спастись, переодѣвшись монахиней; ее узнали, предложили отречься отъ вѣры, но она отказалась; пронзенное ударами тѣло ея было брошено въ рѣку, и, когда оно всплыло на верхъ, со всѣхъ сторонъ кидали въ него каменьями и палками. Одинъ золотыхъ дѣлъ мастеръ, по имени Крюсѐ, показывая окровавленную по локоть руку, хвасталъ, что онъ умертвилъ ею болѣе четырехъ сотъ еретиковъ. Чернь звѣрски ругалась надъ трупами, топтала ихъ, волочила по улицамъ. Наконецъ все перемѣшалось въ этомъ дикомъ разгарѣ бѣшенства. Губили не однихъ еретиковъ, но и другъ друга. Зависть, вражда, корыстолюбіе, воспользовались общимъ замѣшательствомъ. Жизнь и имущество богатыхъ католиковъ сдѣлались предметомъ такого жъ ожесточенія, какъ и ересь. Въ головѣ Карла изступленіе не могло быть продолжительно. Быть можетъ, что въ первыя минуты пыла онъ самъ точно стрѣлялъ по гугенотамъ. Но скоро, видя какъ далеко пошло дѣло, онъ возложилъ на герцога Невера принять начальство надъ войсками и стараться успокоить гражданъ, прекратить кровопролитіе. Это сдѣлать было не легко, если бъ повелѣніе короля исполнялось и не съ такимъ усердіемъ, какого должно было ожидать отъ Невера, одного изъ главныхъ зачинщиковъ убійствъ. Мятежъ продолжался непрерывно три дня, и долго еще послѣ кипѣлъ глухо на улицахъ и въ окрестностяхъ Парижа. Въ архивахъ городской ратуши
