| BAP | — 15 — | BAP |
это время обдуманный планъ разставить сѣти гугенотамъ, усыпить ихъ, чтобы истребить темъ легче и безопаснѣе, это, не смотря на безумныя похвальбы современныхъ фанатиковъ, къ чести человѣчества оказывается рѣшительно невѣроятнымъ. Для успокоенія наиболѣе ожесточенныхъ изувѣровъ, для оправданія себя передъ прочими католическими державами, и особенно передъ Римомъ, гдѣ въ то время владычествовалъ первосвященникъ раздражительный и неумолимый, Пій V, Екатерина могла намекать въ разговорахъ и письмахъ, что она дѣйствуетъ для блага христіанства, для торжества Церкви, для истребленія ереси. Но эти намеки, растолкованные уже послѣ развязки, вѣрно были весьма неопредѣленны и неудостовѣрительны, когда папа и тайно и явно изъявлялъ свое неудовольствіе противъ снисходительности Французскаго Двора, мѣшалъ всячески дѣйствіямъ, которыя были необходимы, если бъ точно сушествовалъ умыселъ. Мудрено предположить, чтобы планъ этотъ сохранялся втайнѣ отъ самого папы. Противодѣйствія со стороны его ожидать было нельзя, а содѣйствіе было важно, если не для успокоенія совѣсти, которая у большей части людей была закалена Фапатпсмомъ, то для приведенія къ успѣшнѣйшему окончанію дѣла, требовавшаго столько ловкости и искусства, которыхъ Римскій Дворъ былъ главнымъ училищемъ. Что касается до скрытности, то папа конечно соблюлъ бы тайну лучше всѣхъ Италіянскихъ выходцевъ, составлявшихъ домашній совѣтъ Екатерины. Относительно жъ короля, пѣтъ сомнѣнія, что онъ дѣйствовалъ сначала по принужденію и страху, потомъ по добросовѣстному увлеченію. Карлъ ненавидѣлъ гугенотовъ; онъ хотѣлъ раздавить ихъ во время войны, но раздавить явно, силою оружія, передъ лицемъ всего свѣта. Канцлеръ Л’Опиталь, искренній, но благоразумный гугенотъ, самъ слышалъ отъ него передъ началомъ военныхъ дѣйствій, что «уловки ни къ чему уже не служатъ»; значитъ, онъ вышелъ тогда изъ терпѣнія. Продолженіе войны показало ему невозможность истребить ненавистную партію. Пылкой, но слабой душѣ надоѣли чувства, которымъ не льзя было удовлетворить. Онъ рѣшился успокоить если не королевство, то самого себя. Безъ сомнѣнія, въ минуты, болѣе свѣтлыя, онъ не могъ не отдать справедливости мужеству, энергіи, добродѣтелямъ людей, которые съ нимъ боролись. Кто знаетъ, не наскучило ли ему быть игрушкою партіи безсовѣстной, наглой, узъ которой не могъ же онъ не чувствовать хотя временами? Опека, подъ которой его держали мать и Гюизы, не могла быть ему пріятна. Можетъ быть, между окружающими его были тайные враги господствующей партіи, возникающія честолюбія, которыя видѣли для себя единственную дорогу въ раздорѣ сына съ матерью, въ уничтоженіи Гюпзовъ. По крайней мѣрѣ, извѣстно изъ современныхъ свидѣтельствъ, что злоба Екатерины къ гугенотамъ становилась сильнѣе и открытье по мѣрѣ расположенія къ нимъ Карла, что это расположеніе возбуждало въ ней опасенія, слѣдовательно не было умышленнымъ, тѣмъ болѣе соглашеннымъ съ нею притворствомъ со стороны короля.
Само собою разумѣется, что такая внезапная перемѣна должна была показаться подозрительною гугенотамъ. Они не вѣрили искренности мира, не полагались на клятвы, которыя могъ разрѣшить каждый монахъ, на слово двадцати-трехъ-лѣтняго, безхарактернаго молодаго человѣка, окруженнаго развратомъ и вѣроломствомъ. Одинъ только адмиралъ возънмѣлъ мало по-малу полную довѣренность къ королю, и именно къ королю, зная очень хорошо Екатерину и Гюизовъ. И это весьма важное обстоятельство. Мудрено, чтобы старикъ, котораго уму всѣ отдаютъ единогласную справедливость, котораго бурная, долговременная жизнь должна была хотя сколько-нибудь научить опытности, поддался такъ легко наружнымъ знакамъ пріязни, тѣмъ болѣе подозрительной, чѣмъ эти знаки были внезапнѣе. Вѣрно онъ имѣлъ ручательства слишкомъ удостовѣрительныя, когда ни какія предостереженія не могли имѣть надъ нимъ никакой силы.
Чтобы утвердить миръ на прочныхъ основаніяхъ, адмиралъ еще при началѣ переговоровъ предложилъ соединить молодаго короля Наваррскаго съ Маргаритою Валуа, сестрою Карла. Это сдѣлалось его постоянною, задушевною мыслью, которую онъ старался всячески привести въ исполненіе, не смотря на явное нехотѣніе многихъ гугенотовъ, и въ особенности Іоанны д’Албретъ, матери жениха. Рука Маргариты назначалась прежде Португальскому королю Дону-Себастіану, въ залогъ союза католическихъ
