Страница:Энциклопедический лексикон Плюшара Т. 4.djvu/17

Эта страница была вычитана
  
— 11 —

шихъ городовъ, Дегли и Агры, а 10 Мая и самъ прибылъ въ послѣдній городъ; оставшись здѣсь жить во дворцъ Султана Ибрагима, онъ отправилъ сына своего Гумаюна, уже отличившагося въ воинскомъ дѣлѣ, на соединившихся противъ него Афганскихъ предводителей, которые собрали до пятидесяти тысячъ войска: они были разбиты и разсѣяны Гумаюномъ; къ концу года во владѣніи Бабера находились уже области Самбалъ и Рогилкендъ и славная крѣпость Гваліоръ. Въ слѣдующемъ году онъ одержалъ рѣшительную побѣду надъ Рана-Санкою, могущественнѣйшимъ изъ туземныхъ Индѣйскихъ владѣтелей, а въ 1528 году, послѣ долгаго и отчаяннаго сопротивленія гарнизона, взята была и крѣпость Чандери, лежащая на рѣкѣ Сетва, къ югу отъ Агры. Остальные годы своей неутомимо-дѣятельной жизни Баберъ также провелъ въ безпрестанныхъ разъѣздахъ по Индостану, для усмиренія Индѣйскихъ владѣтелей, вооружавшихся противъ него и устройства завоеванныхъ эемель; два раза переходилъ онъ за Гангъ, и успѣхъ всюду вѣнчалъ его предпріятія; передъ кончиною, сдѣлавшись опасно больнымъ, онъ призвалъ къ себѣ Гумаюна, и назначилъ его наслѣдникомъ престола; а 26 Декабря 1530 года, умеръ близъ Агры, въ Чарбагѣ (Charbagh). Тѣло Бабера по собственной волѣ его перевезено было въ Кабулъ, и тамъ предано землѣ.

До сихъ поръ мы исчисляли только его военные подвиги, но Баберъ, хотя основалъ огромную монархію отъ Кандагара до Ганга, не столько заслуживаетъ занять мѣсто въ Исторіи какъ завоеватель, сколько какъ необыкновенный человѣкъ, какъ мудрый государь и умный писатель. Многихъ завоевателей видѣла Азія, которые были и славнѣе и могущественнѣе Бабера, но не много было въ ней такихъ, которые равнялись бы ему умственными способностями.

Баберъ былъ средняго роста, хорошо сложенъ, и съ рѣдкою твердостью души соединялъ необыкновенную тѣлесную силу. Съ самыхъ дѣтскихъ лѣтъ, притѣсняемый родственниками, врагами лишенный отцовскихъ владѣній, много юныхъ годовъ жизни провелъ онъ скитаясь безъ пріюта изъ мѣста въ мѣсто; но въ этой школѣ несчастія онъ научился знать и цѣнить людей; посреди всѣхъ непріятностей, перевившихъ жизнь его, не смотря на частыя измѣны самыхъ близкихъ родныхъ и приверженцевъ, осыпавшихъ его благодѣяніями, онъ не сдѣлался ни тираномъ, ни мизантропомъ, и до самой кончины сохранилъ свой веселый, откровенный характеръ, доброту, ласковость, и обходительность. Щедрость его, эта добродѣтель, выше всего цѣнимая на Востокѣ, не знала предѣловъ, и доходила даже до расточительности; но Баберъ зналъ окружавшихъ себя, и видѣлъ, что это почти единственное средство, которымъ можно привязать къ себѣ людей, жертвовавшихъ за него жизнью. Измѣну и неблагодарность, которую такъ часто испытывалъ Баберъ, онъ прощалъ почти всегда. «Казалось,» говоритъ Феришта, «что онъ поставилъ себѣ правиломъ платить добромъ за зло. Этимъ онъ обезоруживалъ порокъ, и самыхъ виновныхъ заставлялъ чтить свои добродѣтели.» Въ домашнемъ кругу Баберъ любилъ пожить весело; и часто, сидя съ пріятелями, въ дружескихъ разговорахъ, когда звуки музыки и танцы гаремныхъ красавицъ воспламеняли его чувства, очень неумѣренно употреблялъ напитокъ, запрещенный Пророкомъ. Въ своихъ Запискахъ онъ самъ разсказываетъ съ большою откровенностью о своей склонности къ вину. Храбрость его походила даже на отчаянную дерзость, и мы мало видимъ Азіятскихъ монарховъ, которые бы подвергали жизнь свою такимъ опасностямъ, на какія добровольно рѣшался Баберъ; но та же самая рѣшительность, которая погубила бы другаго, часто спасала Бабера въ весьма затруднительныхъ обстоятельствахъ. Такъ, въ 1500 году, имѣя не много болѣе двухъ сотъ приверженцевъ, онъ рѣшился овладѣть Самаркандомъ, въ которомъ у врага его Шейбани было до 15,000 войска. Приблизвшись ночью къ городу, онъ велѣлъ части своихъ спутниковъ перелѣзть черезъ городскую стѣну и отперетъ ему ворота; приказаніе было успѣшно исполнено, стража у воротъ была перебита, н Баберъ въѣхалъ въ Самаркандъ; смятеніе распространилось по всему городу, и жители, державшіе сторону Бабера, бросились соединиться съ нимъ, тогда какъ Узбеки, не зная его силъ и встревоженные смятеніемъ, спѣшили убраться изъ города. Вотъ еще примѣръ его мужества: во время одного похода на Афганцевъ, Монголы, остававшіеся въ Кабулѣ, возмути-