Въ случаѣ отсутствія книжныхъ занятій, тотъ родъ памяти, которымъ можетъ обладать ребенокъ, не остается изъ-за этого въ бездѣйствіи; все, что онъ видитъ, все, что онъ слышитъ, поражаетъ его, и онъ запоминаетъ это; онъ отмѣчаетъ про себя дѣйствія и рѣчи взрослыхъ; и все окружающее является для него книгой, въ который онъ, самъ того не сознавая, постоянно обогащаетъ свою память въ ожиданіи, когда его разсудокъ въ состояніи будетъ этимъ воспользоваться. Въ выборѣ этихъ предметовъ, въ заботѣ о томъ, чтобы постоянно представлять ему тѣ, которые онъ можетъ знать, и скрывать отъ него тѣ, которыхъ онъ знать не долженъ, заключается истинное искусство воспитывать въ немъ эту первую способность; и этимъ-то способомъ надо пытаться образовать въ немъ запасъ знаній, которыя послужатъ для его воспитанія въ молодости и для его руководства во всѣ времена. Правда, этотъ методъ не образуетъ маленькихъ феноменовъ и не даетъ случая отличиться гувернанткамъ и наставникамъ; но онъ образуетъ людей разсудительныхъ, крѣпкихъ, здоровыхъ тѣломъ и умомъ, которые, не возбуждая восхищенія въ молодости, заслужатъ уваженіе, ставъ взрослыми.
Эмиль никогда не будетъ учить ничего наизусть, даже басенъ, даже басенъ Лафонтена, при всей ихъ наивности, при всей ихъ прелести; потому что слова басенъ не басни, какъ слова исторіи не исторія. Какъ можно ослѣпляться до такой степени, чтобы называть басни моралью дѣтей, не думая о томъ, что басня, забавляя ихъ, вводитъ ихъ въ заблужденіе; что, обольщенные ложью, они упускаютъ изъ вида истину, и что то, что дѣлаетъ для нихъ обученіе пріятнымъ, мѣшаетъ имъ извлечь изъ него пользу? Басни могутъ научать взрослыхъ; но дѣтямъ нужно говорить нагую истину; какъ скоро ее окутываютъ покрываломъ, они не даютъ себѣ труда поднимать его.
Всѣхъ дѣтей заставляютъ учить басни Лафонтена, и не найдется ни одного ребенка, который бы понималъ ихъ. А если бы они ихъ понимали, было бы еще хуже; такъ какъ мораль ихъ до такой степени запутана и до того не подходитъ къ ихъ возрасту, что она побудила бы ихъ скорѣе къ пороку, чѣмъ къ добродѣтели. Это опять таки, скажете вы, парадоксы. Будь по вашему; но посмотримъ, не истины ли это.
Я говорю, что ребенокъ не понимаетъ басенъ, которыя онъ долженъ заучивать, такъ какъ несмотря на всѣ усилія сдѣлать ихъ простыми, поученіе, которое хотятъ извлечь изъ нихъ, заставляетъ вводить въ нихъ идеи, которыхъ онъ не можетъ схватить; а поэтическіе обороты, облегчая ему запоминаніе, еще болѣе затрудняютъ для него пониманіе; такимъ образомъ удовольствіе покупается насчетъ ясности. Оставляя въ сторонѣ множество басенъ, въ которыхъ нѣтъ ничего понятнаго или полезнаго для дѣтей, и которыя ихъ заставляютъ заучивать безъ разбора вмѣстѣ съ другими только потому, что онѣ помѣщены среди нихъ, ограничимся тѣми, которыя авторъ написалъ, повидимому, спеціально для дѣтей.
Во всемъ сборникѣ Лафонтена я знаю всего пять или шесть басенъ, въ которыхъ ярко блещетъ ребяческая наивность; изъ этихъ пяти или шести я беру въ качествѣ примѣра первую изъ всѣхъ 1),
1) Это вторая, а не первая басня, какъ весьма удачно замѣтилъ г. Формей.
