Ребенокъ.
Я сдѣлаю потихоньку, такъ что не узнаютъ.
Наставникъ.
За вами будутъ слѣдить.
Ребенокъ.
Я спрячусь.
Наставникъ.
Васъ спросятъ.
Ребенокъ.
А я солгу.
Наставникъ.
Лгать не слѣдуетъ.
Ребенокъ.
Почему не слѣдуетъ лгать?
Наставникъ.
Потому что это дурной поступокъ, и т. д.
Вотъ неизбѣжный кругъ. Выйдите изъ него, и ребенокъ перестанетъ васъ понимать. Не правда ли, это полезныя правила? Мнѣ было бы очень любопытно знать, что можно придумать вмѣсто этого діалога. Самъ Локкъ навѣрное крайне затруднился бы этимъ. Познаніе добра и зла, разумѣніе долга человѣческаго не дѣло ребенка.
Природа желаетъ, чтобъ дѣти были дѣтьми, прежде чѣмъ они станутъ взрослыми. Если мы захотимъ извратить этотъ порядокъ, то произведемъ скороспѣлые плоды, въ которыхъ не будетъ ни зрѣлости, ни вкуса и которые не замедлятъ испортиться: у насъ будутъ юные ученые и старые дѣти. У дѣтства свои, ему свойственные, способы видѣть, думать и чувствовать; нѣтъ ничего нелѣпѣе желанія замѣстить ихъ нашими; и я съ такимъ же одобреніемъ отнесся бы къ требованію отъ ребенка пяти футовъ роста, какъ къ требованію разсудка въ десять лѣтъ. Въ самомъ дѣлѣ, на что ему разумъ въ этомъ возрастѣ? Разумъ узда силы, а ребенокъ не нуждается въ этой уздѣ.
Пытаясь убѣдить вашихъ воспитанниковъ, что повиновеніе ихъ долгъ, вы присоединяете къ этому кажущемуся убѣжденію силу и угрозы, или, что еще хуже, лесть и обѣщанія. Такимъ образомъ, привлеченные интересомъ или принужденные силой, они дѣлаютъ видъ, что убѣждены разумомъ. Они очень хорошо видятъ, что повиновеніе имъ выгодно, а возмущеніе вредно, разъ вы замѣтите то или другое. Но такъ какъ вы требуете отъ нихъ только того, что имъ непріятно, и такъ какъ всегда тяжело исполнять чужую волю, то они тайкомъ дѣлаютъ по своему, убѣжденные, что поступаютъ хорошо, если ихъ непослушаніе остается неизвѣстнымъ, но готовые согласиться, что поступили дурно, если оно будетъ открыто, изъ опасенія еще боль-
