дневно вызываютъ ее въ твоемъ растроенномъ воображеніи, а ихъ лживое искусство, вмѣсто того, чтобы продолжить твои дни, лишаетъ тебя возможности наслаждаться ими. Я не перестану спрашивать, гдѣ истинное благо, приносимое этимъ искусствомъ людямъ. Правда, нѣкоторые изъ тѣхъ, которыхъ оно лечитъ, умерли бы; но милліоны тѣхъ, которыхъ оно убиваетъ, остались бы въ живыхъ. Разсудительный человѣкъ, не полагайся на эту лотерею, гдѣ слишкомъ много шансовъ противъ тебя. Страдай, умирай или исцѣляйся; но главное, живи до своего послѣдняго часа.
Все исполнено безумія и противорѣчія въ человѣческихъ учрежденіяхъ. Наша забота о жизни усиливается по мѣрѣ того, какъ она теряетъ свою цѣну. Старики дорожатъ ею больше, чѣмъ молодые люди. Они не желаютъ терять приспособленій, созданныхъ ими для того, чтобы наслаждаться ею. Въ шестьдесятъ лѣтъ жестоко умереть, не начавши жить. Думаютъ, что человѣкъ питаетъ живѣйшую любовь къ самосохраненію, и это вѣрно; но не замѣчаютъ, что эта любовь, такая, какъ мы ее чувствуемъ, въ значительной степени есть дѣло рукъ человѣческихъ. Въ естественномъ состояніи человѣкъ заботится о самосохраненіи лишь постольку, поскольку располагаетъ средствами для этого; какъ только эти средства ускользаютъ отъ него, онъ успокаивается и умираетъ, не терзаясь безплодно. Первый законъ покорности судьбѣ дается намъ природой. Дикари также, какъ животныя, очень мало сопротивляются смерти, и принимаютъ ее почти безъ жалобъ. Разъ этотъ законъ разрушенъ, образуется другой, который вытекаетъ изъ разума; но лишь немногіе умѣютъ извлечь его; и эта искусственная покорность судьбѣ никогда не бываетъ такой полной и цѣлостной, какъ первая.
Предусмотрительность! Предусмотрительность, которая безпрестанно переноситъ насъ за наши предѣлы и часто переселяетъ насъ туда, куда мы вовсе не попадемъ, вотъ истинный источникъ всѣхъ нашихъ бѣдъ. Какое безуміе со стороны существа, столь мимолетнаго, какъ человѣкъ, вѣчно устремлять взоры въ даль, въ будущее, которое такъ рѣдко наступаетъ и пренебрегать настоящимъ, въ которомъ онъ увѣренъ! безуміе тѣмъ болѣе пагубное, что оно непрерывно усиливаетъ съ возрастомъ, и что старики, всегда недовѣрчивые, предусмотрительные, скупые, готовы скорѣе отказаться отъ необходимаго въ настоящемъ, чѣмъ лишиться излишняго, когда имъ будетъ сто лѣтъ. Такъ мы держимся за все, цѣпляемся за все, времена, мѣста, люди, вещи, все, что есть, все, что будетъ, важно для каждаго изъ насъ: нашъ индивидуумъ составляетъ теперь уже меньшую часть насъ самихъ. Каждый распространяется, такъ сказать, на всю землю, и становится чувствительнымъ на всемъ этомъ огромномъ протяженіи. Удивительно ли, что наши бѣды умножаются во всѣхъ пунктахъ, гдѣ насъ можно ранить? Сколько государей сокрушаются о потерѣ области, которой они никогда не видали! Сколько купцовъ поднимутъ вопль въ Парижѣ, если дотронуться до Индіи!
Природа ли уноситъ людей такъ далеко отъ нихъ самихъ? Она ли желаетъ, чтобы каждый узнавалъ о своей судьбѣ отъ другихъ, и узнавалъ иногда послѣднимъ, такъ что иной умираетъ счастливымъ или несчастливымъ, самъ ничего не зная объ этомъ? Я вижу человѣка, бодраго, веселаго, здороваго; его присутствіе внушаетъ радость;
