бы имѣлась возможность скрыть его, — такъ какъ въ концѣ-концовъ пистолетъ бандита тоже есть власть.
Значитъ ли слово власть въ этомъ случаѣ нѣчто иное, чѣмъ власть законная и, слѣдовательно, подчиненная тѣмъ законамъ, которымъ она обязана своимъ существованіемъ.
Допустивъ, что это право силы должно быть отброшено, а въ качествѣ принципа общественности принято право природы или родительской власти, мы изслѣдуемъ мѣру этой власти, какъ она развилась въ природѣ, и есть ли у нея иное основаніе, кромѣ пользы ребенка, его слабости и естественной любви къ нему отца, такъ что, когда слабость ребенка прекратится и разумъ его созрѣетъ, онъ станетъ единственнымъ естественнымъ судь того, что требуется для его сохраненія и, слѣдовательно, господиномъ самому ceбѣ независимымъ отъ всякаго другого человѣка, даже отъ своего отца, такъ какъ еще достовѣрнѣе то, что сынъ любитъ самого себя, чѣмъ то, что отецъ любитъ сына.
Обязаны ли дѣти по смерти отца повиноваться старшему или кому-либо другому, кто не будетъ питать къ нимъ естественной привязанности отца; и долженъ ли изъ рода въ родъ существовать всегда одинъ единственный вождь, которому обязана повиноваться вся семья. Въ послѣднемъ случаѣ надо изслѣдовать, какимъ образомъ власть могла когда либо раздробиться, и по какому праву на землѣ существуютъ многіе вожди вмѣсто одного, которому долженъ бы былъ повиноваться весь родъ человѣческій.
Предполагая, что народы образовались посредствомъ выбора, мы будемъ въ такомъ случаѣ отличать право отъ факта и поставимъ вопросъ: въ виду того, что они такимъ образомъ подчинились своимъ братьямъ, дядямъ или родственникамъ не въ силу принужденія, а по собственному желанію, не является ли этотъ родъ общества всегда свободной и добровольной ассоціаціей?
Переходя затѣмъ къ праву рабства, мы изслѣдуемъ, можетъ ли человѣкъ законно отчуждать себя другому безъ оговорокъ, безъ ограниченій, безъ всякихъ условій, то-есть, можетъ ли онъ отказаться отъ своей личности, отъ своей жизни, отъ своего разума, отъ своего я, отъ всякаго моральнаго начала въ своихъ поступкахъ, словомъ, перестать существовать раньше своей смерти, наперекоръ природѣ, которая непосредственно возлагаетъ на него заботу о собственномъ сохраненіи, наперекоръ своей совѣсти и своему разуму, которые указываютъ ему, что онъ долженъ дѣлать и отъ чего долженъ воздерживаться.
Если же въ актѣ рабства имѣется какая-нибудь оговорка, какое-нибудь ограниченіе, мы обсудимъ, не становится ли этотъ актъ настояшимъ договоромъ, въ которомъ каждый изъ двухъ договаривающихся, не имѣя въ этомъ качествѣ общаго начальника (superieur commun), остается своимъ собственнымъ судьею, поскольку дѣло идетъ объ условіяхъ договора и, слѣдовательно, свободнымъ въ этой части и властнымъ нарушить договоръ, лишь только сочтетъ условіе неисполненнымъ.
1) Если бы они имѣли такового, этимъ общимъ начальникомъ могъ бы быть только суверенъ и въ такомъ случаѣ право рабства, основанное на правѣ суверенитета, не было бы его принципомъ.
