не могутъ оставаться въ безразличномъ состояніи; они или спятъ или безпокоятся.
Всѣ наши языки — произведенія искусства. Долго искали, нѣтъ ли естественнаго и общаго всѣмъ людямъ языка; безъ сомнѣнія, онъ есть; это языкъ, на которомъ говорятъ дѣти раньше, чѣмъ научатся говорить. Это языкъ не членораздѣльный, но выразительный, звучный, понятный. Употребленіе нашихъ языковъ заставило насъ пренебречь имъ до полнаго забвенія. Изучайте дѣтей и вскорѣ вы снова научитесь ему отъ нихъ. Кормилицы могутъ насъ научить этому языку; онѣ понимаютъ все, что говорятъ ихъ питомцы, онѣ отвѣчаютъ имъ, ведутъ съ ними вполнѣ послѣдовательные діалоги; и хотя произносятъ при этомъ слова, но слова эти совершенно безполезны; дѣти понимаютъ не смыслъ слова, а его интонацію. Къ языку звуковъ присоединяется языкъ жестовъ не менѣе энергическій. Эти жесты продѣлываются не слабыми рученками дѣтей, а ихъ физіономіями. Удивительно, какъ много уже выраженія въ этихъ плохо сформировавшихся физіономіяхъ; ихъ черты мѣняются съ минуты на минуту съ непостижимой быстротой; вы видите на нихъ улыбку, желаніе, испугъ, которые появляются и исчезаютъ, точно молніи: каждую минуту вамъ кажется, что передъ вами другое лицо. Безъ сомнѣнія, они обладаютъ болѣе подвижными мускулами лица, чѣмъ мы. Зато ихъ тусклые глаза не говорятъ почти ничего. Таковъ и долженъ быть языкъ знаковъ въ возрастѣ, имѣющимъ лишь тѣлесныя потребности; ощущенія выражаются въ гримасахъ, чувства во взглядахъ.
Такъ какъ первое состояніе человѣка безпомощность и слабость, то его первый голосъ жалобы и слезы. Ребенокъ чувствуетъ свои потребности и не можетъ ихъ удовлетворить, онъ умоляетъ другого о помощи криками; если онъ чувствуетъ голодъ или жажду, онъ плачетъ; если ему холодно или жарко, онъ плачетъ; если онъ испытытываетъ потребность въ движеніи, а его удерживаютъ въ покоѣ, онъ плачетъ; если ему хочется спать, а его развлекаютъ, онъ плачетъ. Чѣмъ менѣе онъ можетъ распоряжаться своимъ состояніемъ, тѣмъ чаще требуетъ, чтобы его измѣняли. У него только одинъ языкъ, потому что онъ испытываетъ, такъ сказать, только одинъ родъ непріятнаго состоянія; при несовершенствѣ его органовъ онъ не разбираетъ ихъ различныхъ впечатлѣній; всѣ непріятныя впечатлѣнія сливаются для него въ одно ощущеніе боли.
Изъ этихъ слезъ, которыя считаются такъ мало достойными вниманія, родится первое отношеніе человѣка ко всему, что его окружаетъ: здѣсь куется первое звено той длинной цѣпи, изъ которой образовался общественный порядокъ.
Когда ребенокъ плачетъ, ему не по себѣ, онъ испытываетъ какую нибудь потребность, которую не можетъ удовлетворить: его осматриваютъ, ищутъ эту потребность, находятъ, удовлетворяютъ. Если ее не находятъ и не могутъ удовлетворить, плачъ продолжается, онъ начинаетъ надоѣдать: ребенка ласкаютъ, чтобы заставить его умолкнуть, его баюкаютъ, ему поютъ, чтобы усыпить его: если онъ упорствуетъ, теряютъ терпѣніе, грозятъ ему; грубыя кормилицы иногда шлепаютъ его. Вотъ странные уроки для его вступленія въ жизнь.
Никогда не забуду, какъ однажды на моихъ глазахъ, одинъ изъ этихъ несносныхъ плаксъ получилъ шлепокъ отъ своей кормилицы.
