вушка; вы не осудите насъ, не выслушавъ: выслушайте же нась». Она ничего не отвѣчаетъ а я продолжаю:
«Мы отправились вчера въ четыре часа; намъ было назначено явиться въ семь, но мы всегда уходимъ заблаговременно, чтобы отдохнуть передъ приходомъ сюда. Мы уже сдѣлали три четверти пути, какъ вдругъ чьи-то жалобные стоны поражаютъ нашъ слухъ; они раздавались изъ оврага на нѣкоторомъ разстояніи отъ насъ. Мы бѣжимъ на голосъ, находимъ бѣднягу крестьянина, который, возврашаясь верхомъ изъ города, въ несовсѣмъ трезвомъ состояніи, свалился съ лошади и сломалъ себѣ ногу. Мы кричимъ, зовемъ на помошь; отвѣта нѣтъ; пытаемся посадить раненаго на лошадь, но это намъ не удается: малѣйшее движеніе причиняетъ несчастному жестокія страданія. Мы рѣшаемъ привязать лошадь въ рощѣ; затѣмъ, сдѣлавъ носилки изъ собственныхъ рукъ, несемъ раненаго какъ можно осторожнѣе къ нему домой, по его указаніямъ. Переходъ долгій; намъ пришлось отдыхать нѣсколько разъ. Мы приходимъ, наконецъ, изнемогая отъ усталости; и съ горестнымъ изумленіемъ убѣждаемся, что домъ его уже знакомъ намъ, и что несчастный, котораго мы принесли съ такимъ трудомъ, тотъ самый крестьянинъ, который такъ радушно принималъ насъ въ первый день нашего прибытія сюда. Мы не узнали другъ друга въ минуту встрѣчи; не до того было.
«У него двое маленькихъ дѣтей. Готовая подарить его третьимъ, его жена была такъ поражена состояніемъ мужа, что у нея начались схватки, и спустя нѣсколько часовъ она родила. Что дѣлать при подобныхъ обстоятельствахъ въ уединенной хижинѣ, гдѣ неоткуда ждать помощи? Эмиль рѣшаетъ взять лошадь, оставленную нами въ рощѣ, сѣсть на нее и скакать въ городъ за хирургомъ. Онъ отдалъ лошадь хирургу; и не найдя сидѣлки, вернулся пѣшкомъ съ служителемъ, пославъ къ вамъ нарочнаго; я же тѣмъ временемъ, оставшись, какъ вы можете себѣ представить, въ крайне затруднительномъ положеніи, между человѣкомъ съ переломленной ногой и женщиной въ родахъ, приготовлялъ какъ умѣлъ все, что могло понадобиться для ихъ облегчения.
«Я не буду разсказывать объ остальномъ; не объ этомъ теперь рѣчь. До двухъ часовъ ночи ни я, ни Эмиль, не имѣли минутки свободной. Наконецъ, передъ разсвѣтомъ мы явились въ наше здѣшнее убѣжище, и дождавшись того часа, когда вы встаете, отправились къ вамъ сообщить о томъ, что насъ задержало».
Я умолкаю, не прибавивъ ничего больше. Но прежде чѣмъ кто-либо успѣваетъ открыть ротъ, Эмиль подходитъ къ своей возлюбленной, возвышаетъ голосъ и говоритъ съ твердостью, которой я не ожидалъ отъ него: Софи, моя участь въ вашихъ рукахъ, вы это знаете. Вы можете заставить меня умереть съ горя; но не надѣйтесь, чтобы я пренебрегъ правами человѣчества: они для меня священнѣе вашихъ; я никогда не отрекусь отъ нихъ ради васъ.
При этихъ словахъ Софи, вмѣсто отвѣта, встаетъ обвиваетъ рукою его шею, цѣлуетъ его въ щеку; потомъ, протягивая ему руку съ неподражаемой граціей, говоритъ: Эмиль, прими эту руку, она твоя. Стань, если хочешь, моимъ супругомъ и моимъ господиномъ; я попытаюсь заслужить эту честь.
Лишь только раздался поцѣлуй, отецъ въ восторгѣ хлопаетъ въ
