погубило ихъ отношеній; но Софи справедлива и умѣетъ исправлять свои ошибки.
Однажды вечеромъ насъ ждали; Эмиль получилъ приказаніе явиться. Пошли намъ навстрѣчу; насъ нѣтъ какъ нѣтъ.
Что съ ними сталось? не случилось ли какого нибудь несчастія? Нѣтъ никого! Вечеръ проходитъ въ ожиданіи насъ. Бѣдняжка Софи считаетъ насъ погибшими, она въ отчаяніи, терзается, она проводитъ ночь въ слезахъ. Еще вечеромъ былъ посланъ человѣкъ разузнать, что съ нами случилось. Онъ возвращается утромъ въ сопровожденіи нашего посланнаго, который извиняется отъ нашего имени и говоритъ, что мы цѣлы и невредимы. Минуту спустя мы являемся сами. Тогда сцена мѣняется; Софи осушаетъ слезы или если проливаетъ ихъ, то это слезы бѣшенства. Ея высокомѣрное сердце не можетъ утѣшиться тѣмъ, что мы живы: Эмиль живъ и заставляетъ себя ждать напрасно.
При нашемъ появлении она хочетъ уйти къ себѣ. Родители желаютъ, чтобы она осталась; приходится оставаться, но принявъ въ въ ту же минуту рѣшеніе, она напускаетъ на себя спокойный и довольный видъ, который обманулъ бы другихъ. Отецъ выходитъ къ намъ на встрѣчу и говоритъ намъ: вы доставили много безпокойства своимъ друзьямъ; здѣсь есть люди, которые не такъ то легко простятъ вамъ это. Кто-же это папа? говоритъ Софи съ самой пріятной улыбкой, на которую только способна въ данную минуту. Какое вамъ дѣло, отвѣчаетъ отецъ, разъ это не вы? Софи ничего не возражаетъ и опускаетъ глаза на свою работу. Мать принимаетъ насъ съ холоднымъ и сдержаннымъ видомъ. Смущенный Эмиль не рѣшается подойти къ Софи. Она заговариваетъ съ нимъ первая. Спрашиваетъ его, какъ онъ поживаетъ; приглашаетъ сѣсть и притворяется такъ искуссно, что бѣдный молодой человѣкъ, еще совершенно незнакомый съ языкомъ бурныхъ страстей, обманутъ этимъ хладнокровіемъ и почти готовъ обидѣться самъ.
Чтобы открыть ему глаза, я беру руку Софи и хочу поднести ее къ губамъ, какъ это дѣлаю иногда: она рѣзко вырываетъ ее, восклицая милостивый государь такимъ страннымъ тономъ, что это непроизвольное движеніе сразу выдаетъ ее Эмилю.
Сама Софи, убѣдившись, что выдала себя, перестаетъ притворяться. Ея напускное хладнокровіе превращается въ ироническое презрѣніе. Она отвѣчаетъ на всѣ вопросы односложными словами, произносимыми медленно и неохотно, какъ будто опасается выдать свое негодованіе. Эмиль, полумертвый отъ ужаса, смотритъ на нее горестно, и старается встрѣтиться съ н взглядомъ, чтобы прочесть въ ея глазахъ ея истинныя чувства. Софи, еще болѣе раздраженная его увѣренностью, бросаетъ на него взглядъ, который отнимаетъ у него охоту добиваться второго. Эмиль, смущенный, дрожащій, не осмѣливается больше ни говорить съ нею, ни глядѣть на нее, къ счастью для себя; такъ какъ, если бы онъ, не будучи виновнымъ, могъ вынести ея гнѣвъ, она никогда не простила бы ему этого.
Видя, что очередь за мной и что пора объясниться, я снова подхожу къ Софи. Я опять беру ея руку, которой она не отнимаетъ, такъ какъ ей почти дурно. Я тихо говорю ей: « милая Софи, мы чувствуемъ себя несчастными, но вы разсудительная и справедливая дѣ-
