сбиваемся съ дороги, въ лѣсу попадаемъ подъ проливной дождь; который замедляетъ нашу ходьбу, но не останавливаетъ насъ. Наконецъ, мы находимъ дорогу, и къ вечеру достигаемъ указаннаго намъ дома. Среди окружающей деревушки это единственный домъ, который, хотя и простой, выглядитъ сколько нибудь авантажно. Мы являемся туда, просимъ гостепріимства. Къ намъ вызываютъ хозяина; онъ распрашиваетъ насъ, но вѣжливо; ничего не сообщая о цѣли нашего путешествія, мы говоримъ только, какимъ образомъ попали сюда. Отъ своего прежняго благополучія онъ сохранилъ умѣнье опредѣлять состояніе людей по ихъ манерамъ; кто жилъ въ свѣтѣ, тотъ рѣдко ошибается въ этомъ отношеніи; по этому паспорту насъ принимаютъ.
Намъ отводятъ комнату, маленькую, но чистую и удобную; разводятъ огонь, мы находимъ бѣлье, платье, все что намъ требуется. Каково! съ удивленіемъ говоритъ Эмиль — можно подумать, что насъ ждали. Правду сказалъ крестьянинъ! какое вниманіеі какая доброта! какая предусмотрительность! и все это для незнакомцевъ! Я точно перенесенъ во времена Гомера. — Цѣните все это, говорю я, но не удивляйтесь: всюду, гдѣ чужестранцы рѣдки, ихъ хорошо принимаютъ: ничто такъ не способствуетъ гостепріимству, какъ отсутствіе необходимости оказывать его часто; гостепріимство гибнетъ отъ наплыва гостей. Во времена Гомера не путешествовали, и путешественниковъ принимали всюду. Мы, можетъ быть, единственные путники, которыхъ видѣли здѣсь за цѣлый годъ. Все равно, отвѣчаетъ онъ, это даже похвально: умѣть обходиться безъ гостей и всегда принимать ихъ радушно.
Обсушившись и переодѣвшись, мы являемся къ хозяину дома; онъ представляетъ насъ своей женѣ, она принимаетъ насъ не только вѣжливо, но и привѣтливо. Предметомъ ея вниманія является Эмиль. Мать въ такомъ положеніи, въ какомъ находится она, рѣдко смотритъ безъ тревоги или, по крайней мѣрѣ, безъ любопытства, на молодого человѣка его лѣтъ, явившагося въ ея домъ.
Ради насъ торопятся съ ужиномъ. Войдя въ столовую, мы видимъ пять приборовъ; мы занимаемъ мѣста, остается одинъ свободный. Входитъ молодая особа, дѣлаетъ общій реверансъ и садится скромно, не принимая участія въ разговорахъ. Эмиль, занятый своимъ голодомъ или своими отвѣтами, кланяется ей, говоритъ и ѣстъ. Главная цѣль его путешествія такъ же далека отъ его мыслей, какъ онъ считаетъ себя далекимъ отъ его окончанія. Разговоръ вертится на томъ, какъ мы заблудились. Сударь, говоритъ хозяинъ дома, вы мнѣ кажетесь любезнымъ и разумнымъ молодымъ человѣкомъ, и мнѣ все представляется, что вы и вашъ воспитатель явились сюда, усталые и измокшіе, какъ Телемакъ и Менторъ на островъ Калипсо. Дѣйствительно, отвѣчаетъ Эмиль, мы находимъ здѣсь гостепріимство Калипсо. Его Менторъ прибавляетъ: и прелести Эвхарисы. Но Эмиль знакомъ съ Одиссеей и не читалъ Тепемака; онъ не знаетъ, что такое Эвхариса. Что касается молодой особы, то она, вижу я, краснѣетъ до ушей, опускаетъ глаза въ тарелку и не смѣетъ шелохнуться. Мать, замѣтивъ ея смущеніе, дѣлаетъ знакъ отцу, который перемѣняетъ разговоръ. Говоря о своей уединенной жизни, онъ незамѣтно переходитъ къ разсказу о событіяхъ, которыя привели къ ней: о своихъ
