Мы родимся способными научаться, но ничего не зная, ничего не понимая. Душа, скованная въ несовершенныхъ и полусформировавшихся органахъ, не сознаетъ даже собственнаго существованія. Движенія, крики только что родившагося ребенка чисто механическія дѣйствія, лишенныя сознанія и воли.
Представимъ себѣ ребенка, который имѣлъ бы при своемъ рожденіи ростъ и силу взрослаго человѣка, который вышелъ бы, такъ сказать, вполнѣ вооруженнымъ изъ чрева матери, какъ Паллада изъ мозга Юпитера; этотъ взрослый ребенокъ былъ бы совершеннымъ идіотомъ, автоматомъ, неподвижной и почти безчувственной статуей; онъ ничего бы не видѣлъ, ничего бы не слышалъ, никого бы не узнавалъ, не умѣлъ бы повернуть глаза въ ту сторону, куда ему нужно было бы смотрѣть; онъ не только не замѣчалъ бы никакого предмета внѣ себя, но и не относилъ бы никакого предмета къ органу чувствъ, воспринимающему его; цвѣта не были бы въ его глазахъ, звуки не были бы въ его ушахъ, тѣла, къ которымъ онъ прикасался бы, не были бы на поверхности его тѣла; онъ не зналъ бы даже, что у него есть тѣло; осязаніе его рукъ было бы у него въ мозгу; всѣ его ощущенія сосредоточивались бы въ одной точкѣ; онъ существовалъ бы только въ общемъ чувствилищѣ (sensorinm); у него была бы только одна идея, именно идея я, къ которой онъ относилъ бы всѣ свои ощущенія; и эта идея или, вѣрнѣе, это чувство было бы у него единственной вещью, которой не обладаетъ обыкновенный ребенокъ.
Этотъ человѣкъ, сформировавшійся разомъ, не умѣлъ бы встать на ноги; ему потребовалось бы время, чтобы научиться сохранять равновѣсіе; быть можетъ онъ не сдѣлалъ бы даже попытки въ этомъ направленіи, и вы увидѣли бы, что это большое, сильное и мощное тѣло остается на мѣстѣ, какъ камень, или ползетъ и волочится, точно щенокъ.
Онъ чувствовалъ бы неудовлетворенность потребностей, не зная о нихъ, и не имѣя представленія о средствахъ удовлетворить ихъ. Нѣтъ никакого непосредственнаго сообщенія между мускулами желудка и мускулами рукъ и ногъ, которое надоумило бы его сдѣлать шагъ или протянуть руку къ пищѣ, хотя бы послѣдняя имѣлась кругомъ въ изобиліи; а такъ какъ его тѣло уже закончило бы свой ростъ, такъ какъ его члены были бы вполнѣ развиты, такъ какъ, поэтому, онъ не находился бы въ постоянномъ безпокойствѣ и непрерывномъ движеніи, какъ дѣти, то могъ бы умереть съ голода, не пошевелившись, чтобы найти пищу. Если поразмыслить о порядкѣ и прогрессѣ нашихъ знаній, то нельзя отрицать, что такимъ приблизительно было первоначальное состояніе невѣжества и естественной тупости человѣка, раньше чѣмъ онъ научился чему-нибудь изъ опыта или отъ себѣ подобныхъ.
Итакъ, мы знаемъ или можемъ знать первый пунктъ, отъ котораго отправляется каждый изъ насъ, чтобы достигнуть обыкновенной ступени разумѣнія, но кто знаетъ противуположный пунктъ? Каждый подвигается болѣе или менѣе, соотвѣтственно своему генію, своему вкусу, своимъ потребностямъ, своимъ талантамъ, своему рвенію и случаямъ проявить эти качества. Я еще не знаю философа, у котораго хватило бы духа сказать: вотъ предѣлъ, котораго можетъ достигнуть человѣкъ и котораго онъ не перейдетъ. Мы не знаемъ, чѣмъ
