склонѣ какого-нибудь пріятнаго, обильнаго тѣнью, холма я построилъ бы маленькій деревенскій домикъ, бѣлый домикъ съ зелеными ставнями, и хотя соломенная кровля можетъ считаться лучшей для всякаго времени года, но я предпочелъ бы, въ своемъ великолѣпіи, не унылую аспидную, а черепичную, потому что она выглядитъ опрятнѣе и веселѣе соломенной, потому что на моей родинѣ дома кроютъ черепицей, и потому что она напоминала бы мнѣ счастливые дни моей юности. Вмѣсто двора у меня былъ бы птичникъ, а вмѣсто конюшни коровникъ, чтобъ имѣть молочные продукты, которые я очень люблю. Вмѣсто сада у меня былъ бы огородъ, а вмѣсто парка хорошенькій фруктовый садъ, вродѣ того, о которомъ будетъ рѣчь ниже. Фрукты, предоставляемые гуляющимъ, не считались и не собирались бы моимъ садовникомъ; и мое скупое великолѣпіе не дразнило бы глаза пышными шпалерами, до которыхъ страшно дотронуться. Эта маленькая щедрость стоила бы мнѣ не дорого, такъ какъ я устроилъ бы свое убѣжиіце въ какой-нибудь отдаленной провинціи, гдѣ мало денегъ и много плодовъ земныхъ, и гдѣ царствуютъ изобиліе и бѣдность.
Тамъ я соОиралъ бы общество, скорѣе избранное, чѣмъ многочисленное, друзей, любящихъ удовольствие и знающихъ въ немъ толкъ, женщинъ, способныхъ оставлять свои кресла и предаваться сельскимъ развлеченіямъ, брать иногда, вмѣсто пяльцевъ и картъ, удочку, западню для птицъ, грабли и корзинку для сбора винограда. Тамъ были бы забыты всѣ городскія церемоніи, и сдѣлавшись въ деревнѣ деревенщиной, мы предавались бы безчисленнымъ и разнообразнымъ забавамъ, затрудняясь каждый вечеръ только выборомъ того, что предпринять завтра. Моціонъ и дѣятельная жизнь пересоздали бы наши желудки и наши вкусы. Всѣ наши трапезы были бы пиршествами, за которыми обиліе нравилось бы больше, чѣмъ тонкость блюдъ. Веселье, деревенскія работы, рѣзвыя игры — лучшіе повара въ мірѣ, и тонкія блюда казались бы смѣшными людямъ, не присѣвшимъ съ самаго восхода солнца. Въ сервировкѣ не было бы ни порядка, ни элегантности; столовая была бы вездѣ, — въ саду, въ лодкѣ, подъ деревомъ; иногда вдали отъ дома, у ручья, на свѣжей зеленой травѣ, подъ купами ольхъ и орѣшниковъ; длинная вереница веселыхъ гостей тащила бы съ пѣснями приготовленія къ пиру; лужайка служила бы столомъ и стульями, берегъ ручья буфетомъ, а дессертъ висѣлъ бы на деревьяхъ, блюда подавались бы безъ всякаго порядка, аппетитъ избавлялъ бы отъ церемоній; каждый, откровенно предпочитая свою особу всѣмъ остальнымъ, находилъ бы желательнымъ, чтобы и другой предпочиталъ свою особу ему; изъ этой сердечной и сдержанной фамильярности рождались бы, безъ грубости, безъ фальши, безъ принужденія, шутливыя столкновенія, которыя во сто разъ милѣе учтивости и гораздо болѣе связываютъ сердца. Никакой несносный лакей не подслушивалъ бы нашихъ рѣчей, критикуя про себя наши манеры, считая жаднымъ взглядомъ наши куски, заставляя насъ дожидаться вина и ворча на затянувшійся обѣдъ. Мы были бы собственными лакеями, чтобъ быть господами; каждому служили бы всѣ; время летѣло бы незамѣтно; обѣдъ былъ бы отдыхомъ и длился бы, пока не спадетъ жаръ. Если бы мимо насъ проходилъ на работу какой-нибудь крестьянинъ, съ орудіями на плечѣ, я порадовалъ бы ему сердце до-
