болтовню академій; я обращу его вниманіе на то, что каждый изъ тѣхъ, кто входитъ въ ихъ составъ, всегда лучше самъ по себѣ, чѣмъ какъ членъ корпораціи; отсюда онъ самъ выведетъ заключеніе о полезности всѣхъ этихъ милыхъ учрежденій.
Я поведу его въ театръ, чтобы изучать не нравы, а вкусъ; такъ какъ именно тамъ онъ главнымъ образомъ обнаруживается для тѣхъ кто умѣетъ размышлять. Оставьте правила и мораль, скажу я ему, не здѣсь имъ нужно учиться. Театръ созданъ не для истины; онъ созданъ для того, чтобы ублажать, для того, чтобы забавлять людей; нѣтъ школы, гдѣ такъ хорошо выучиваются искусству нравиться имъ и заинтересовывать сердце человѣческое. Ознакомленіе съ театромъ ведетъ къ ознакомленію съ поэзіей, цѣль ихъ совершенно одна и та же. Если у него есть хоть искра вкуса къ ней, съ какимъ удовольствіемъ онъ будетъ изучать языки поэтовъ, греческій, латинскій, итальянскій! Эти занятія будутъ для него развлеченіемъ безъ принужденія и тѣмъ больше принесутъ пользы; они окажутся восхитительными для него въ возрастѣ, когда сердце съ такой готовностью очаровывается всѣми родами красоты, способными его тронуть. Вообразите себѣ съ одной стороны моего Эмиля, а съ другой — шалуна школьника, читающихъ четвертую книгу Энеиды, или Тибулла, или Пиры Платона; какая разница! Какъ волнуется сердце одного отъ того, что даже не задѣваетъ другого! О добрый юноша! остановись, прекрати чтеніе; я вижу, что ты черезчуръ взволнованъ: я хочу, чтобы языкъ любви тебѣ нравился, но не сбивалъ тебя съ пути: будь чувствительнымъ человѣкомъ, но будь человѣкомъ благоразумнымъ. Если ты будешь только однимъ изъ двухъ, ты не будешь ничѣмъ. Впрочемъ, преуспѣваетъ ли онъ въ мертвыхъ языкахъ, въ изящной литературѣ, въ поэзіи, это для меня не важно. Онъ не будетъ хуже, если даже не знаетъ ничего этого, и не въ этихъ пустякахъ смыслъ его воспитанія.
Моя главная цѣль, побуждающая меня учить его чувствовать и любить прекрасное во всѣхъ его родахъ, заключается въ томъ, чтобы укрѣпить его пристрастія и вкусы, помѣшать искаженію его естественныхъ влеченій и не допустить, чтобы онъ вздумалъ искать въ богатствѣ средства быть счастливымъ, которое долженъ найти ближе къ себѣ. Я замѣтилъ въ другомъ мѣстѣ *), что вкусъ есть ничто иное, какъ искусство понимать толкъ въ мелочахъ, и это вѣрно; но такъ какъ довольство жизнью слагается изъ сѣти мелочей, то эти заботы отнюдь не безразличны; онѣ научаютъ, какъ наполнять ее благами во всемъ значеніи, какое можетъ имѣть для насъ это слово, находящимися у насъ подъ рукою. Я подразумѣваю здѣсь не моральныя блага, которыя зависятъ отъ добрыхъ свойствъ души, а только то, что имѣетъ отношеніе къ чувственности, къ реальному наслажденію, оставляя въ сторонѣ предразсудки и мнѣніе.
Да будетъ мнѣ позволено, чтобы лучшее пояснить мою мысль, оставить на минуту Эмиля, чистое и здоровое сердце котораго не можетъ ни для кого служить правиломъ, и поискать въ себѣ самомъ примѣръ болѣе осязательный и болѣе близкій къ нравственному уровню; читателя.
- ) Письмо къ д Аламберу.
