Sta, viator; heroem calcas.
Если бы я нашелъ эту эпитафію на древнемъ памятникѣ, я все-таки угадалъ бы, что она новѣйшаго происхожденія; такъ какъ герои у насъ самое обыкновенное явленіе, у древнихъ же они были рѣдки. Вмѣсто того, чтобы называть человѣка героемъ, они сказали бы, что онъ совершилъ, чтобы заслужить это названіе. Сравните съ эпитафіей этого героя эпитафію изнѣженнаго Сарданапала:
Я въ одинъ день выстроило Тарсъ и Анхіалъ, а теперь я мертвъ.
Которая больше говоритъ, по вашему? Нашъ лапидарный стиль, съ его напышенностью, годенъ лишь на то, чтобы раздувать карликовъ. Древніе показывали живыхъ людей, и видно было, что они были людьми. Ксенофонтъ, желая почтить память нѣсколькихъ воиновъ, измѣннически убитыхъ во время отступленія десяти тысячъ, говоритъ: Они умерли безупречными въ войнѣ и въ дружбѣ. Вотъ и все; но разсмотрите, чѣмъ было переполнено сердце автора, побуждавшее его написать эту краткую и простую похвалу. Горе тому, кто не находитъ ея восхитительной!
Въ Ѳермопильскомъ ущельи были вырѣзаны на глыбѣ мрамора слѣдуюшія слова:
Прохожій, скажи Спартѣ, что мы умерли здѣсь, повинуясь ея свяшымъ законамъ.
Сейчасъ видно, что не Академія надписей сочинила эту надпись.
Я сильно обманулся, если мой воспитанникъ, который придаетъ такъ мало значенія словамъ, не обратитъ прежде всего вниманія на эту разницу, и если она не повліяетъ на выборъ имъ чтенія. Увлекаясь мужественнымъ краснорѣчіемъ Демосфена, онъ скажетъ: это ораторъ; читая же Цицерона: это адвокатъ.
Вообше, Эмиль будетъ предпочитать древнихъ авторовъ новымъ, уже потому, что, какъ болѣе ранніе, древніе были ближе къ природѣ, и геній ихъ былъ болѣе самостоятельнымъ. Что бы ни толковали Ла Моттъ и аббатъ Терассонъ, но истиннаго прогресса разума нѣтъ въ родѣ человѣческомъ, такъ какъ то, что выигрывается съ одной стороны, теряется съ другой; такъ какъ всѣ умы отправляются всегда съ одного и того же пункта, и время, которое употребляется на знакомство съ тѣмъ, что думали другіе, теряется для пріобрѣтенія привычки къ самостоятельному мышленію, результатомъ чего оказывается большое количество пріобрѣтенныхъ знаній и меньшая сила ума. Наши умы, какъ наши руки, пріучаются дѣлать все при помоши орудій, ничего сами. Фонтенель говорилъ, что весь этотъ споръ о древнихъ и новыхъ сводится къ вопросу о томъ, были ли въ древности деревья больше нашихъ или нѣтъ. Если бы земледѣліе измѣнилось, то въ такомъ вопросѣ не было бы ничего нелѣпаго.
Направивъ его, такимъ образомъ, къ источникамъ чистой литературы, я покажу ему также ея помойныя ямы въ резервуарахъ современныхъ компиляторовъ: газетахъ, переводахъ, словаряхъ, — онъ броситъ взглядъ на все это и отойдетъ съ тѣмъ, чтобы уже никогда не возвращаться. Я дамъ ему послушать, чтобы позабавить его,
