же мнѣ отдѣлываться словами, лишенными идеи. Я постигаю лишь то, что онъ былъ прежде всѣхъ вещей, что онъ будетъ, пока онѣ будутъ сушествовать, и что онъ будетъ даже и послѣ того, если когда нибудь долженъ наступить конецъ всему. Что бытіе, котораго я не постигаю, даетъ существованіе другимъ бытіямъ, это, конечно, темно и непонятно; но что бытіе и небытіе превращаются сами собой одно въ другое, — это осязательная безсмыслица, это явный абсурдъ.
Богъ разуменъ; но какъ? Человѣкъ разуменъ, когда онъ разсуждаетъ, а верховный разумъ не имѣетъ надобности разсуждать; для него нѣтъ ни посылокъ, ни заключеній, нѣтъ даже предложенія; онъ чисто интуитивенъ, онъ видитъ одинаково все, что есть, что можетъ быть; всѣ истины для него только одна идея, какъ всѣ мѣста — одна точка, а все времена — одинъ моментъ. Сила человѣческая дѣйствуетъ при помощи средствъ, божественная сила дѣйствуетъ сама собой. Богъ можетъ, потому что онъ хочетъ; его воля составляетъ его силу. Богъ добръ, — ничего не можетъ быть очевиднѣе этого; но доброта человѣка есть любовь къ себѣ подобнымъ, а доброта Бога есть любовь къ порядку; ибо посредствомъ порядка онъ поддерживаетъ то, что существует и связываетъ каждую часть съ цѣлымъ. Богъ справедливъ, — я убѣжденъ въ этомъ, это слѣдствіе его доброты; несправедливость людей ихъ дѣло, а не его; моральный безпорядокъ, который свидѣтельствуетъ противъ Провидѣнія въ глазахъ философовъ, только доказываетъ его въ моихъ глазахъ. Но справедливость человѣка заключается въ воздаяніи каждому того, что ему принадлежитъ, а справедливость Бога въ требованіи отъ каждаго отчета въ томъ, что онъ ему далъ.
Если я прихожу послѣдовательно къ открытію этихъ аттрибутовъ, о которыхъ не имѣю никакой абсолютной идеи, то прихожу къ нему посредствомъ неизбѣжныхъ выводовъ, посредствомъ правильнаго примѣненія моего разума; но я утверждаю ихъ, не понимая, а это значить, въ сущности, ничего не утверждать. Сколько-бы я ни говорилъ себѣ; Богъ таковъ, я это чувствую, я это доказываю себѣ, — отъ этого я не стану лучше понимать, какъ Богъ можетъ быть таковымъ.
Наконецъ, чѣмъ больше усилій я дѣлаю, чтобы созерцать его безконечную сущность, тѣмъ меньше я постигаю ее; но она есть, — этого для меня достаточно; чѣмъ меньше я постигаю ее, тѣмъ больше поклоняюсь ей. Я принижаю себя, и говорю: Существо существъ, я есмь, потому что ты еси; безпрестанно размышлять о тебѣ значитъ подниматься къ моему источнику. Самое достойное примѣненіе моего разума уничтожаться передъ тобой; чувствовать себя подавленнымъ твоимъ величіемъ, — вотъ восхищеніе моего духа, вотъ восторгъ моей слабости.
Послѣ того какъ я вывелъ такимъ образомъ, изъ впечатлѣнія ощутимыхъ предметовъ и изъ внутренняго чувства, побуждающаго меня судить о причинахъ сообразно моимъ естественнымъ понятіямъ, — главныя истины, которыя мнѣ важно было знать, мнѣ остается разсмотрѣть, какіе принципы я могу извлечь изъ нихъ относительно моего поведенія и какія правила я долженъ предписать себѣ, чтобы исполнить свое назначеніе на землѣ, сообразно намѣренію того, кто поселилъ меня на ней. Слѣдуя всегда своему методу, я не извлекаю
