она дѣлаетъ внутри, значитъ, по вашему, удваивать опасность; наоборотъ, — это значитъ отвлекать ее, ослаблять ее. Опытъ показываетъ, что дѣтей, получившихъ нѣжное воспитаніе, умираетъ еще больше, чѣмъ другихъ.
Если не превышать мѣры ихъ силъ, то меньше риска давать имъ приложеніе, чѣмъ беречь ихъ. Пріучайте же дѣтей къ испытаніямъ, которыя имъ придется современемъ переносить. Закаляйте ихъ тѣла противъ непогоды, климатовъ, стихій, голода, жажды, усталости; окунайте ихъ въ воду Стикса. Пока тѣлесная привычка еше не пріобрѣтена, вы можете привить какую угодно безъ опасности; но, когда она уже усвоена тѣломъ, всякое измѣненіе становится опаснымъ. Ребенокъ выдержитъ перемѣны, которыхъ не выдержитъ взрослый человѣкъ; фибры перваго, мягкія и гибкія, легко принимаютъ тотъ изгибъ, который имъ придаютъ; фибры взрослаго, болѣе отвердѣвшія, не измѣняютъ, безъ насилія, того изгиба, который онѣ уже пріобрѣли. Итакъ, можно сдѣлать ребенка сильнымъ, не подвергая опасности его жизнь и здоровье; а если при этомъ и есть извѣстный рискъ, то передъ нимъ не слѣдуетъ отступать. Разъ этотъ рискъ неразлученъ съ человѣческой жизнью, то можно ли придумать что нибудь лучшее, чѣмъ перенесете его въ тотъ періодъ жизни, когда онъ наименѣе опасенъ?
Цѣнность ребенка увеличивается по мѣрѣ его возраста. Къ цѣнѣ его личности присоединяется цѣна заботъ, которыхъ онъ стоилъ; къ потерѣ его жизни присоединяется въ немъ сознаніе смерти. Итакъ, главнымъ образомъ о будушемъ надо думать, радѣя о его сохраненіи; противъ золъ молодости надо вооружить его прежде, чѣмъ онъ достигъ ея; вѣдь если цѣна жизни увеличивается до того возраста, когда она станетъ полезной, то не безумно ли избавлять дѣтство отъ кое-какихъ золъ, умножая ихъ въ возрастѣ разума? Это ли уроки учителя?
Участь человѣка скорбѣть во всѣ времена. Даже забота о самосохраненіи связана съ огорченіемъ. Счастье, что мы знаемъ въ дѣтствѣ только физическія страданія! — страданія, гораздо менѣе жестокія, гораздо менѣе мучительныя, чѣмъ другія, и гораздо рѣже, чѣмъ они, заставляющая насъ отказываться отъ жизни. Не убиваютъ себя изъ-за мученій подагры; только душевныя муки доводятъ до отчаянія. Мы сожалѣемъ о дѣтской участи; вѣдь это наша участь заслуживаетъ сожалѣнія. Наше величайшее зло является къ намъ отъ насъ самихъ.
Рождаясь, ребенокъ кричитъ; его раннее дѣтство проходитъ въ слезахъ. Иногда его укачиваютъ, ему угождаютъ, чтобы умиротворить его; иногда ему грозятъ, его бьютъ, чтобы заставить молчать. Или мы дѣлаемъ то, что ему угодно, или требуемъ отъ него того, что намъ угодно; или подчиняемся его фантазіямъ, или подчиняемъ его нашимъ: середины нѣтъ, онъ долженъ или давать приказанія или получать ихъ. Такимъ образомъ, его первыя идеи — идеи господства и рабства. Еще не умѣя говорить, онъ командуетъ, еще не будучи способнымъ дѣйствовать, повинуется; и, случается, его наказываютъ раньше, чѣмъ онъ можетъ понять свои вины, или, вѣрнѣе, совершить ихъ. Такимъ то образомъ съ раннихъ лѣтъ внѣдряютъ въ его сердце страсти, которыя потомъ приписываютъ природѣ, и постаравшись сдѣлать его злымъ, жалуются, что онъ такимъ вышелъ.
Такъ проводитъ ребенокъ шесть или семь лѣтъ въ рукахъ женщинъ, жертвою ихъ и своего каприза; а тамъ, научивъ его тому-
