причина этого чудовищнаго разногласія мнѣній, а гордость вторая. У насъ нѣтъ мѣрила для этого необъятнаго механизма, мы не можемъ вычислить его отношеній; мы не вѣдаемъ ни его первыхъ законовъ, ни его конечной причины, мы не знаемъ самихъ себя; мы не знаемъ ни нашей природы, ни нашего дѣйствующаго начала; намъ неизвѣстно даже, простое-ли существо человѣкъ или сложное; непроницаёмыя тайны окружаютъ насъ со всѣхъ сторонъ; онѣ недоступны для чувственной сферы; мы думаемъ, что для проникновенія въ нихъ у насъ есть умъ, между тѣмъ, какъ для этого у насъ есть только воображеніе. Каждый пролагаетъ себѣ въ этомъ воображаемомъ мірѣ путь, который считаетъ вѣрнымъ; но никто не можетъ знать, ведетъ ли онъ къ цѣли. Между тѣмъ, мы желаемъ все проникнуть, все познать. Единственная вещь, на которую мы неспособны, это не знать того, чего мы не можемъ знать. Мы готовы скорѣе опираться на случайныя опредѣленія и вѣрить въ то, чего нѣтъ, чѣмъ признать, что никто изъ насъ не можетъ видѣть того, что есть. Малая часть великаго цѣлаго, границы котораго ускользаютъ отъ насъ и которое его творецъ предоставляетъ нашимъ безумнымъ спорамъ, мы настолько тщеславны, что желаемъ рѣшить, что такое это цѣлое въ себѣ самомъ, и что такое мы по отношенію къ нему.
Если бы философы были въ состояніи открыть истину, кто изъ нихъ заинтересовался-бы? Каждый знаетъ, что его система обоснована не лучше другихъ, но отстаиваетъ ее, потому что она его. Нѣтъ ни одного, который, достигнувъ познанія истиннаго и ложнаго, не предпочелъ-бы лжи, найденной имъ, истинѣ, открытой другимъ. Гдѣ тотъ философъ, который ради своей славы не обманулъ-бы съ готовностью рода человѣческаго? Гдѣ тотъ, который въ тайникахъ своего сердца, ставить себѣ иную цѣль, кромѣ желанія отличиться? Лишь-бы ему подняться надъ толпою, лишь-бы ему затмить блескъ своихъ соперниковъ, больше онъ ничего не требуетъ! Главное — думать иначе, чѣмъ другіе. Среди вѣрующихъ онъ атеистъ, среди атеистовъ былъ-бы вѣрующимъ.
Первымъ плодомъ, который я извлекъ изъ этихъ размышленій было то, что я научился ограничивать свои изысканія тѣмъ, что касалось меня непосредственно, спокойно признавать свое невѣжество относительно всего остального, и безпокоиться, даже до сомнѣнія, только о тѣхъ вещахъ, которыя мнѣ важно знать.
Я понялъ, также, что, не избавляя меня отъ моихъ безполезныхъ сомнѣній, философы только умножають тѣ, которыя мучительны для меня, и не разрѣшаютъ ни одного. Итакъ, я взялъ себѣ другого руководителя; и сказалъ себѣ: посовѣтуемся съ внутреннимъ свѣтомъ, онъ не будетъ сбивать меня съ толка, какъ они сбиваютъ, или по крайней мѣрѣ моя ошибка будетъ моею, и я буду менѣе заблуждаться, слѣдуя за своими собственными иллюзіями, чѣмъ отдаваясь ихъ лжи.
Тогда, перебирая въ своемъ умѣ различныя мнѣнія, поочередно увлекавшія меня со времени моего рожденія, я увидѣлъ, что хотя ни одно изъ нихъ не является настолько очевиднымъ, чтобы немедленно породить убѣжденіе, но всѣ обладаютъ различной степенью вѣроятности, и внутреннее согласіе склоняется къ нимъ или отказывается отъ нихъ въ различной степени. Исходя изъ этого перваго наблю-
