угодно, что первый ставитъ себѣ моральную цѣль, хорошую или дурную, о которой второй вовсе не заботится.
Мнѣ скажутъ, что историческая точность не представляетъ такого интереса, какъ правда нравовъ и характеровъ; не такъ важно, правильно ли зарегистрованы событія, лишь бы сердце человѣческое было хорошо изображено: такъ какъ, въ концѣ концовъ, какое намъ дѣло до фактовъ, случившихся двѣ тысячи лѣтъ тому назадъ? Это справедливо, если портреты вѣрно воспроизводятъ натуру; но если натура большинства изъ нихъ существуетъ только въ головѣ историка, то не значитъ ля это впадать въ ту самую ошибку, которой хотѣли избѣжать, и предоставлять авторитету историковъ то, что хотѣли отнять у авторитета наставника. Если мой воспитанникъ долженъ видѣть только фантастическія картины, то пусть лучше онѣ будутъ нарисованы моей рукой, а не рукой другого; по крайней мѣрѣ онѣ окажутся лучше приспособленными къ нему.
Худшіе историки для молодого, человѣка тѣ, которые судятъ. Фактовъ! Фактовъ! И пусть онъ судитъ самъ; такъ онъ научится узнавать людей. Если сужденіе автора постоянно руководитъ имъ, онъ смотритъ только глазами другого; и когда этихъ глазъ у него не оказывается, перестаетъ что нибудь видѣть.
Я оставляю въ сторонѣ новѣйшую исторію, не только потому что она лишена физіономіи, и что современные люди всѣ похожи другъ на друга, но и потому, что наши историки, заботясь единственно о блескѣ, стараются только поярче размалевывать портреты, часто ничего не выражающіе 1). Древніе, вообще, рисуютъ меньше портретовъ, влагаютъ въ ихъ сужденія меньше остроумія, больше смысла; но и между ними выборъ великъ, и для начала слѣдуетъ брать не самыхъ здравомысляшихъ, а самыхъ простыхъ. Я бы не желалъ давать молодому человѣку ни Полибія, ни Саллюстія; Тацитъ книга стариковъ, молодымъ людямъ ее не понять: нужно научиться распознавать въ людскихъ дѣлахъ первыя свойства сердца человѣческаго, прежде чѣмъ пытаться проникнуть въ его глубины; нужно умѣть читать факты, прежде чѣмъ читать максимы. Философія, изложенная въ максимахъ, годится только для опытнаго. Молодежь не должна ничего обобщать: все ея обученіе должно заключаться въ частныхъ правилахъ.
Ѳукидидъ, по моему мнѣнію, истинный образецъ историковъ. Онъ сообщаетъ факты, не судя о нихъ; но онъ не упускаетъ изъ вида ни одного обстоятельства, способнаго дать намъ возможность самимъ судить о нихъ. Онъ ставитъ передъ глазами читателя все, о чемъ разсказываетъ; и не только не становится между событіями и читателями, но прячется; кажется, будто не читаешь, а видишь. Къ несчастію онъ вѣчно разсказываетъ о войнѣ, и въ его повѣствованіяхъ видишь только наименѣе поучительную вещь въ мірѣ, именно сраженія. Отступленіе десяти тысячъ и Комментаріи Цезаря обладаютъ почти тѣмъ же достоинствомъ и тѣмъ же недостаткомъ. Добрякъ Геродотъ, безъ портретовъ, безъ максимъ, но плавный, наивный расказчикъ, полный деталей, наиболѣе способныхъ
1) Сравните Давилу, Гвичардини, Страду, Солиса, Макіавелли, мѣстами и самого Де Ту. Верто почти единственный историкъ, умѣющій рисовать, не дѣлая портретовъ.
