маску, но пусть онъ знаетъ также, что есть лица болѣе красивыя, чѣмъ прикрывающая ихъ маска.
Этотъ методъ, надо сознаться, имѣетъ свои неудобства, и не легко примѣнимъ на практикѣ; такъ какъ если молодой человѣкъ слишкомъ рано сдѣлается наблюдателемъ, если вы научите его слишкомъ пристально слѣдить за дѣйствіями другихъ, вы сдѣлаете его злорѣчивымъ и насмѣшливымъ, самоувѣреннымъ и скорымъ на сужденія: онъ будетъ находить злобное удовольствіе, стараясь все толковать въ дурномъ смыслѣ и не видѣть въ хорошемъ свѣтѣ ничего, даже того, что хорошо. Во всякомъ случаѣ, онъ привыкнетъ къ зрѣлищу порока, привыкнетъ видѣть дурныхъ людей безъ отвращенія, какъ привыкаютъ видѣть несчастныхъ безъ состраданія. Вскорѣ общая испорченность будетъ служить ему не столько урокомъ, сколько извиненіемъ; онъ скажетъ себѣ, что если человѣкъ таковъ, то ему не слѣдуетъ и желать быть инымъ.
Если вы хотите научить его, исходя изъ принциповъ, и ознакомить его какъ съ природой сердца человѣческаго, такъ и съ дѣйствіемъ внѣшнихъ причинъ, обращающихъ наши склонности въ пороки, то разомъ перенося его, такимъ образомъ, отъ чувственныхъ предметовъ къ предметамъ интеллектуальнымъ, вы примѣняете метафизику, которой онъ не въ состояніи понять; впадаете въ ошибку, которой такъ тщательно избѣгали до сихъ поръ: давать ему уроки, которые походятъ на уроки, замѣщать въ его умѣ опытомъ и авторитетомъ учителя его собственный опытъ и успѣхи его разума.
Чтобы устранить оба эти препятствія разомъ, и сдѣлать сердце человѣческое доступнымъ для него, не рискуя испортить его сердца, я желалъ бы показывать ему людей издали, показывать ихъ въ другія времена и въ другихъ мѣстахъ, такъ чтобы онъ могъ видѣть сцену, не имѣя возможности дѣйствовать на ней. Вотъ подходящій моментъ для изученія исторіи; при ея помощи онъ будетъ читать въ сердцахъ, не нуждаясь для этого въ урокахъ философіи; при ея помощи онъ будетъ ихъ видѣть, какъ простой зритель, не заинтересованный и безстрастный, какъ судья, но не какъ соучастникъ и не какъ обвинитель.
Чтобы знать людей, надо видѣть ихъ дѣйствія. Въ свѣтѣ приходится слышать ихъ разговоры; они показываютъ свои рѣчи и скрываютъ свои поступки: но въ исторіи поступки разоблачаются, и людей судятъ по дѣйствіямъ. Самыя рѣчи ихъ помогаютъ ихъ оцѣнкѣ; такъ какъ сравнивая то, что они дѣлаютъ, съ тѣмъ, что они говорятъ, видишь, что они изъ себя представляютъ и чѣмъ хотятъ казаться: чѣмъ болѣе они маскируются, тѣмъ лучше ихъ узнаешь.
Къ несчастію эти занятія не лишены своихъ опасностей, своихъ неудобствъ разнаго рода. Трудно стать на такую точку зрѣнія, съ которой бы можно было судить себѣ подобныхъ по справедливости. Одинъ изъ главныхъ недостатковъ исторіи въ томъ, что она рисуетъ людей гораздо болѣе съ ихъ дурной стороны, чѣмъ съ хорошей; такъ какъ ей придаютъ интересъ только перевороты, катастрофы, то пока народъ размножается и благоденствуетъ въ тишинѣ мирнаго правленія, она ничего не говоритъ о немъ; она начинаетъ говорить о немъ лишь тогда, когда, не находя болѣе возможнымъ удовлетворяться самими собой, онъ начинаетъ вмѣшиваться въ дѣла своихъ сосѣдей или до-
