Но не торопитесь судить молодыхъ людей на основаніи этого правила, въ особенности тѣхъ изъ нихъ, которые, будучи воспитаны какъ должно, не имѣютъ никакого представленія о моральныхъ страданіяхъ, такъ какъ имъ никогда не приходилось испытывать ихъ; еще разъ повторяю, они могутъ сочувствовать только тѣмъ страданіямъ, которыя имъ знакомы; и эта кажущаяся безчувственность, вытекающая только изъ невѣдѣнія, быстро превращается въ сочувствіе, когда они начинаютъ сознавать, что въ жизни человѣческой есть тысячи скорбей, которыхъ они не знали. Я вполнѣ убѣжденъ, что мой Эмиль, если онъ обладалъ простотой и здравымъ смысломъ въ дѣтствѣ, проявитъ въ юности чувствительную душу; такъ какъ искренность чувствъ въ значительной степени зависитъ отъ правильности идей.
Но къ чему напоминать здѣсь объ этомъ? Безъ сомнѣнія не одинъ читатель упрекнетъ меня въ забвеніи моихъ первоначальныхъ рѣшеній и моего обѣщанія доставить своему воспитаннику прочное счастіе. Несчастные, умирающіе, зрѣлища скорби и нищеты! Хорошо счастіе, хороша радость для юнаго сердца, пробуждающагося къ жизни! Угрюмый воспитатель, сулившій ему такое мягкое воспитаніе, пробуждаетъ его только для страданій. Вотъ что скажутъ. А мнѣ какое дѣло? Я обѣщалъ сдѣлать его счастливымъ, а не добиться того, чтобы онъ казался счастливымъ. Моя-ли вина, если, постоянно обманываясь видимостью, вы принимаете ее за дѣйствительность?
Возьмемъ двухъ молодыхъ людей, окончившихъ первоначальное воспитаніе и вступающихъ въ свѣтъ изъ двухъ діаметрально противоположныхъ дверей. Одинъ сразу поднимается на Олимпъ и попадаетъ въ самое блестящее общество; его ведутъ ко двору, къ вельможамъ, къ богачамъ, къ хорошенькимъ женщинамъ. Я предполагаю, что его всюду встрѣчаютъ съ почетомъ и не разсматриваю дѣйствія этого пріема на его разумъ; допускаю, что онъ выдерживаетъ его. Удовольствія сыплятся на него, каждый день его развлекаютъ новые предметы; онъ предается всему съ интересомъ, который плѣняетъ васъ. Вы видите его внимательнымъ, ревностнымъ, любопытнымъ; его первые восторги поражаютъ васъ; вы считаете его довольнымъ; но вникните въ его душевное состояніе; вы думаете, что онъ наслаждается; я-же думаю, что онъ страдаетъ.
Что замѣчаетъ онъ прежде всего, открывая глаза? Множество мнимыхъ благъ, которыхъ онъ не зналъ, и большинство которыхъ, ставъ на минуту ему доступными, кажется, для того только и показались ему, чтобы возбудить въ немъ сожалѣніе, что онъ ихъ лишенъ. Если онъ попадетъ во дворецъ, вы видите по его тревожному любопытству, что онъ спрашиваетъ себя, почему его родительскій домъ не таковъ. Всѣ его вопросы говорятъ вамъ, что онъ безпрестанно сравниваетъ себя съ хозяиномъ этого дома; все, что окажется обиднымъ для него въ этой параллели, возмущаетъ и обостряетъ его тщеславіе. Если онъ встрѣчаетъ молодого человѣка лучше, чѣмъ онъ, одѣтаго, то я вижу, что онъ ворчитъ про себя на скупость своихъ родителей. Если онъ наряднѣе другого, то съ огорченіемъ видитъ, что этотъ другой затмеваетъ его своимъ происхожденіемъ или умомъ, и вся его позолота оказывается униженной передъ простымъ суконнымъ платьемъ. Если онъ одинъ блистаетъ въ какомъ нибудь собраніи; если онъ поднимается на ципочки, чтобъ быть лучше видимымъ; то
