даніи. Хорошо подготовленные мозги, вотъ памятники, на которыхъ всего надежнѣе сохраняются человѣческія знанія.
Нѣтъ ли какого нибудь средства собрать уроки, разсѣянные въ столькихъ книгахъ, соединить ихъ вокругъ какой нибудь общей цѣли, которую легко было бы видѣть, за которой легко было бы слѣдить, и которая могла бы служить стимуломъ даже въ этомъ возрастѣ? Если можно изобрѣсти положеніе, въ которомъ всѣ естественный потребности человѣка обнаруживаются съ наглядностью, очевидной для дѣтскаго ума, а средства удовлетворенія этихъ потребностей развиваются послѣдовательно съ такой же легкостью, то живая и наивная картина этого положенія будетъ вполнѣ подходящей для того, чтобы дать первую пищу его воображенію.
Пылкій философъ, я уже вижу, какъ разгорается ваше воображеніе. Не хлопочите; это положеніе найдено, оно описано, и, не во гнѣвъ вамъ будь сказано, гораздо лучше, чѣмъ описали бы его вы, по крайней мѣрѣ правдивѣе и проще. Разъ уже намъ рѣщительно невозможно обойтись безъ книгъ, то есть одна, представляющая, по моему мнѣнію, въ высшей степени удачный трактатъ о естественномъ воспитаніи. Это первая книга, которую прочтетъ мой Эмиль; она одна будетъ втеченіе долгаго времени составлять всю его библіотеку и навсегда займетъ въ ней почетное мѣсто. Она будетъ текстомъ, а всѣ наши естественно-научныя бесѣды только комментаріемъ къ нему. Она будетъ служить испытаніемъ состоянія нашего разсудка втеченіе нашихъ успѣховъ; и пока нашъ вкусъ не испортится, ея чтеніе всегда будетъ нравиться намъ. Что же это за чудесная книга? Аристотель? Плиній? Бюффонъ? Нѣтъ; это Робинзонъ Крузо.
Робинзонъ Крузо на его островѣ, одинокій, лишенный помощи себѣ подобныхъ, какихъ бы то ни было орудій, и тѣмъ не менѣе обезпечивающій себѣ пропитаніе, сохраненіе и достигающій даже извѣстнаго благосостоянія; вотъ предметъ, интересный для всякаго возраста, который можно на тысячи ладовъ сдѣлать занимательнымъ для дѣтей. Вотъ какъ мы реализируемъ необитаемый островъ, который съ самаго начала служилъ мнѣ для сравненія. Это состояніе, я согласенъ, не есть состояніе общественнаго человѣка; вѣроятно оно не будетъ состояніемъ Эмиля; но съ точки этого состоянія онъ долженъ оцѣнивать всѣ остальныя. Самое вѣрное средство возвыситься надъ предразсудками — привести въ порядокъ свои сужденія о дѣйствительныхъ отношеніяхъ между вещами, это поставить себя въ положеніе изолированнаго человѣка и судить обо всемъ такъ, какъ должень судить этотъ человѣкъ, принимая въ соображеніе собственную пользу.
Этотъ романъ, очищенный отъ излишняго хлама, начинающійся кораблекрушеніемъ Робинзона у его острова и оканчивающійся прибытіемъ корабля, который его избавляетъ, будетъ одновременно и развлеченіемъ и поученіемъ для Эмиля втеченіе періода, о которомъ идетъ рѣчь. Я хочу, чтобы онъ увлекся имъ; чтобы онъ безпрестанно занимался его жилищемъ, его козами, его посѣвами; изучилъ детально, не въ книгахъ, а на дѣлѣ, все, что нужно знать въ подобномъ случаѣ; воображалъ самого себя Робинзономъ въ одеждѣ изъ звѣриныхъ шкурі, въ большомъ колпакѣ, съ большой саблей, во всемъ его причудливомъ нарядѣ, за исключеніемъ зонтика, который ему не нуженъ. Я хочу, чтобы онъ позаботился принять мѣры въ случаѣ, если у него ока-
