Итакъ, вотъ еще выгода нашихъ ночныхъ игръ, которую нужно прибавить къ первой; но, чтобы эти игры имѣли успѣхъ, я настойчиво рекомендую веселье. Нѣтъ ничего грустнѣе темноты: не вздумайте запирать вашего ребенка въ темницу. Пусть онъ со смѣхомъ входитъ въ темноту; пусть снова засмѣется прежде, чѣмъ выйдетъ изъ нея; пусть, пока онъ остается въ потьмахъ, мысль о забавахъ, которыя онъ покинулъ, и о тѣхъ, которыя его ждутъ, зашищаетъ его отъ фантастическихъ представленій, которыя могли бы возникнуть у него.
Есть предѣлъ жизни, переступивъ который мы идемъ вспять, подвигаясь впередъ. Я чувствую, что перешелъ этотъ предѣаъ. Я, такъ сказать, начинаю сызнова другое поприще. Пустота зрѣлаго возраста, которую я начинаю чувствовать вокругъ себя, заставляетъ меня вспоминать сладкую пору раннихъ лѣтъ. Старѣясь, я снова превращаюсь въ ребенка, и охотнѣе вспоминаю о томъ, что дѣлалъ въ десять лѣтъ, чѣмъ о томъ, что дѣлалъ въ тридцать. Простите же мнѣ, читатели, если я заимствую иногда примѣры изъ своей личной жизни: чтобъ хорошо написать эту книгу, я долженъ писать ее съ удовольствіемъ.
Я жилъ въ деревнѣ, на воспитаніи у священника, котораго звали г. Ламберсье. Моимъ товарищемъ былъ кузенъ, болѣе богатый, чѣмъ я, и къ которому относились, какъ къ наслѣднику, тогда какъ я, жившій далеко отъ отца, былъ только бѣдный сирота. Мой важный кузенъ Бернаръ былъ страшный трусъ, особливо ночью. Я такъ часто издѣвался надъ его страхами, что г. Ламберсье, которому надоѣло мое хвастовство, вздумалъ испытать мою храбрость. Однажды, въ темный осенній вечеръ, онъ далъ мнѣ ключъ отъ церкви и велѣлъ принести Библію, которую онъ забылъ на каѳедрѣ. Чтобы подзадорить мое самолюбіе, онъ прибавилъ нѣсколько словъ, которыя сдѣлали для меня невозможнымъ отступленіе.
Я отправился безъ свѣчи: если бы она была у меня, вышло бы, можетъ быть, еще хуже. Путь лежалъ черезъ кладбище; я прошелъ его бодро; такъ какъ на открытомъ воздухѣ меня никогда не посѣшали ночные страхи.
Отворяя дверь, я услышалъ подъ сводомъ какіе то звуки, показавшіеся мнѣ похожими на голоса и поколебавшіе мою римскую твердость. Отворивъ дверь, я рѣшился войти; но сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, остановился. Замѣтивъ, какой глубокій мракъ царитъ въ этомъ обширномъ зданіи, я былъ охваченъ ужасомъ, отъ котораго мои волосы поднялись дыбомъ: я отступаю, выхожу и пускаюсь въ бѣгъ, дрожа всѣмъ тѣломъ. На дворѣ я нахожу маленькую собачку, Султана, ласки которой успокоиваютъ меня. Устыдившись своего испуга, я возвращаюсь, пытаясь однако увести съ собой Султана, который не захотѣлъ за мной слѣдовать. Я разомъ шагаю въ дверь, вхожу въ церковь. Лишь только я вернулся, страхъ снова овпадѣлъ мною, и съ такой силой, что я потерялъ голову; и хотя каѳедра находилась вправо и я зналъ это очень хорошо, однако, самъ не замѣтилъ, какъ повернулъ въ другую сторону, долго искалъ ее на лѣвой сторонѣ, путался между скамьями, потерялъ всякое представленіе о томъ, гдѣ нахожусь; и не будучи въ состояніи найти ни каѳедры, ни двери, пришелъ въ неописуемое смятеніе. Наконецъ, я за-
