Я не могу сказать, линяли ли мои насѣкомыя[1] потому что они жили все время очень скрытно; но въ іюлѣ мѣсяцѣ, послѣ непрерывнаго ихъ кормленія, мои муравьиные львы превратились въ круглыхъ куколокъ, которыя имѣли видъ шариковъ, сдѣланныхъ изъ песка. Тогда ящикъ былъ перенесенъ въ теплую оранжерею, гдѣ, по прошествіи семи недѣль, изъ куколокъ вышли на Божій свѣтъ муравьиные львы, въ окончательномъ видѣ своего развитія. Они болѣе всего походили на стрекозъ (или коромыселъ), съ довольно длиннымъ тонкимъ брюшкомъ, четырьмя чернокрапчатыми, прозрачными, стекловидными крыльями, двумя большими глазами и парою булавообразныхъ щупалецъ.
Я читала, будто муравьиный левъ, въ видѣ совершеннаго (крылатаго) насѣкомаго, кормится мухами. Подъ стеклянный колпакъ, служившій помѣщеніемъ для моихъ насѣкомыхъ, было пущено нѣсколько живыхъ мухъ. Однако мнѣ не удалось замѣтить, чтобы мои «львы» воспользовались этимъ кормомъ, а потому я попробовала дать имъ, на тоненькой вѣточкѣ, сиропа изъ ягодъ крыжовника; эта пища оказалась для нихъ желательною, и они стали жадно сосать этотъ сладкій сокъ. Несмотря на всѣ мои заботы, они прожили всего лишь четыре недѣли, что, впрочемъ, можетъ-быть, и было имъ такъ предназначено Творцомъ.
Въ то время, какъ я дописывала эти строки, случилось необычайное происшествіе, заставившее меня прервать на время мою работу. Я услыхала какой-то странный шумъ и что-то блестящее пронеслось мимо меня — пролетѣло въ конецъ комнаты; тамъ, къ великому моему изумленію, увидѣла я сидѣвшую на бѣломъ мраморномъ бюстѣ прелестную птицу — зимородка[2]. Я никогда еще не видала этой птицы живою, и вотъ она сидѣла передо мною — дѣлала мнѣ визитъ въ моемъ салонѣ! Если бы только могла я ей объяснить, насколько пріятно было для меня ея посѣщеніе! Но она была совсѣмъ недоступна: съ рѣзкимъ крикомъ сорвалась она со своего мѣста и стремительно стала носиться по комнатѣ, и хотя я всячески старалась предохранить ее отъ удара въ зеркало (погубившее уже не одну птичку), однако мнѣ это не удалось. Мой рѣдкій и дорогой гость стремительно ударился въ толстое стекло зеркала и упалъ мертвымъ на полъ: бѣдная птица сломала себѣ шейку…
Еще за нѣсколько дней до этого случая мнѣ сообщили, что на нашемъ пруду видѣли зимородка. Я сильно надѣялась, что эта рѣдкая птица совьетъ себѣ тамъ гнѣздо и станетъ, такимъ образомъ, постоянною жительницей нашего сада. Тѣмъ обиднѣе было для меня, что моего прекраснаго гостя такъ скоро постигла столь печальная участь…
- ↑ Т.-е. сбрасывали ли они по временамъ свою старую, становившуюся тѣсною для нихъ, вслѣдствіе увеличенія роста, шкурку, какъ это дѣлаютъ личинки всѣхъ насѣкомыхъ. Д. К.
- ↑ Alcedo ispida, Зимородки.
Я не могу сказать, линяли ли мои насекомые[1] потому что они жили всё время очень скрытно; но в июле месяце, после непрерывного их кормления, мои муравьиные львы превратились в круглых куколок, которые имели вид шариков, сделанных из песка. Тогда ящик был перенесён в тёплую оранжерею, где, по прошествии семи недель, из куколок вышли на Божий свет муравьиные львы, в окончательном виде своего развития. Они более всего походили на стрекоз (или коромысел), с довольно длинным тонким брюшком, четырьмя чёрнокрапчатыми, прозрачными, стекловидными крыльями, двумя большими глазами и парою булавообразных щупалец.
Я читала, будто муравьиный лев, в виде совершенного (крылатого) насекомого, кормится мухами. Под стеклянный колпак, служивший помещением для моих насекомых, было пущено несколько живых мух. Однако мне не удалось заметить, чтобы мои «львы» воспользовались этим кормом, а потому я попробовала дать им, на тоненькой веточке, сиропа из ягод крыжовника; эта пища оказалась для них желательною, и они стали жадно сосать этот сладкий сок. Несмотря на все мои заботы, они прожили всего лишь четыре недели, что, впрочем, может быть, и было им так предназначено Творцом.
В то время, как я дописывала эти строки, случилось необычайное происшествие, заставившее меня прервать на время мою работу. Я услыхала какой-то странный шум и что-то блестящее пронеслось мимо меня — пролетело в конец комнаты; там, к великому моему изумлению, увидела я сидевшую на белом мраморном бюсте прелестную птицу — зимородка[2]. Я никогда ещё не видала этой птицы живою, и вот она сидела передо мною — делала мне визит в моём салоне! Если бы только могла я ей объяснить, насколько приятно было для меня её посещение! Но она была совсем недоступна: с резким криком сорвалась она со своего места и стремительно стала носиться по комнате, и хотя я всячески старалась предохранить её от удара в зеркало (погубившее уже не одну птичку), однако мне это не удалось. Мой редкий и дорогой гость стремительно ударился в толстое стекло зеркала и упал мёртвым на пол: бедная птица сломала себе шейку…
Ещё за несколько дней до этого случая мне сообщили, что на нашем пруду видели зимородка. Я сильно надеялась, что эта редкая птица совьёт себе там гнездо и станет, таким образом, постоянною жительницей нашего сада. Тем обиднее было для меня, что моего прекрасного гостя так скоро постигла столь печальная участь…
