В ОДНО раннее и прекрасное лѣтнее утро выглянула я изъ окна моей комнаты и съ удивленіемъ увидѣла довольно большую птицу, неподвижно лежавшую на усыпанной пескомъ дорожкѣ моего сада. Ея перья были взъерошены и, казалось, ее сильно знобило; вообще, птица имѣла совсѣмъ жалкій и болѣзненный видъ. Ея повисшая голова свидетельствовала, что, по той или другой причинѣ, это несчастное существо чувствовало себя весьма скверно. Тѣмъ временемъ подскакалъ воробей и изо всей силы ударилъ бѣдняжку, которая тотчасъ же повалилась на бокъ. Не успѣла она медленно, съ большимъ трудомъ, подняться на ноги, какъ, откуда ни возьмись, другой воробей, столь же сильнымъ ударомъ, снова опрокинулъ ее на землю. Такая жестокость не могла быть долѣе терпима. Я скоренько одѣлась, выбѣжала въ садъ и взяла на руки несчастную птицу, оказавшуюся молодою кукушкой.
По всей вѣроятности, она лишилась своихъ пріемныхъ родителей, такъ какъ была совершенно истощена отъ голода и жажды. У нея было очень красивое опереніе, только шея и голова были совершенно общипаны нападавшими на нее воробьями.
Несчастное животное не оказало ни малѣйшаго сопротивленія, когда я брала ее въ руки, чтобы снести къ себѣ домой и попытаться замѣнить ей ея пріемную мать. Мнѣ казалось, что лучшею пищей для нея, взамѣнъ червячковъ, будетъ мелко нарубленное сырое мясо, смѣшанное съ чернымъ хлѣбомъ. Но мой пріемышъ оказался совсѣмъ неподатливымъ и глупымъ существомъ: хотя онъ совсѣмъ изнемогалъ отъ голода, тѣмъ не менѣе ни за что не хотѣлъ раскрыть свой ротъ. Тогда мнѣ не оставалось ничего болѣе, какъ начать кормить его насильно, что я и дѣлала каждые полчаса, несмотря на отчаянное сопротивленіе съ его стороны. Так же, онъ не хотѣлъ оставаться ни въ какой клѣткѣ; когда же я посадила его открыто, на край большой корзины, онъ остался сидѣть смирно въ теченіе цѣлаго часа.
Черезъ нѣсколько дней мой питомецъ началъ поправляться и сталъ даже сильною, бойкою птицей; онъ безъ удержа носился по комнатамъ, такъ что долѣе нельзя было уже
В ОДНО раннее и прекрасное летнее утро выглянула я из окна моей комнаты и с удивлением увидела довольно большую птицу, неподвижно лежавшую на усыпанной песком дорожке моего сада. Её перья были взъерошены и, казалось, её сильно знобило; вообще, птица имела совсем жалкий и болезненный вид. Её повисшая голова свидетельствовала, что, по той или другой причине, это несчастное существо чувствовало себя весьма скверно. Тем временем подскакал воробей и изо всей силы ударил бедняжку, которая тотчас же повалилась на бок. Не успела она медленно, с большим трудом, подняться на ноги, как, откуда ни возьмись, другой воробей, столь же сильным ударом, снова опрокинул её на землю. Такая жестокость не могла быть долее терпима. Я скоренько оделась, выбежала в сад и взяла на руки несчастную птицу, оказавшуюся молодою кукушкой.
По всей вероятности, она лишилась своих приёмных родителей, так как была совершенно истощена от голода и жажды. У неё было очень красивое оперение, только шея и голова были совершенно общипаны нападавшими на неё воробьями.
Несчастное животное не оказало ни малейшего сопротивления, когда я брала её в руки, чтобы снести к себе домой и попытаться заменить ей её приемную мать. Мне казалось, что лучшею пищей для неё, взамен червячков, будет мелко нарубленное сырое мясо, смешанное с чёрным хлебом. Но мой приёмыш оказался совсем неподатливым и глупым существом: хотя он совсем изнемогал от голода, тем не менее ни за что не хотел раскрыть свой рот. Тогда мне не оставалось ничего более, как начать кормить его насильно, что я и делала каждые полчаса, несмотря на отчаянное сопротивление с его стороны. Так же, он не хотел оставаться ни в какой клетке; когда же я посадила его открыто, на край большой корзины, он остался сидеть смирно в течение целого часа.
Через несколько дней мой питомец начал поправляться и стал даже сильною, бойкою птицей; он без удержа носился по комнатам, так что долее нельзя было уже
