Я несказанно обрадовалась, убѣдившись, что и въ неволѣ мой Хеопсъ остался вѣренъ своимъ природнымъ инстинктамъ: въ одинъ прекрасный день онъ смастерилъ себе шаръ, величиной съ голубиное яйцо, и, придерживая его задними ногами, каталъ, пятясь задомъ, вдоль и поперекъ своего ящика. Онъ былъ, видимо, въ недоумѣніи, что ему дѣлать со своею драгоцѣнною ношей. Нильскаго берега, на который слѣдовало бы вкатить шаръ, здѣсь не было, да и солнце не достаточно сильно грѣло для того, чтобы Хеопсъ могъ питать надежду увидѣть свое потомство. И все-таки онъ сдѣлалъ единственное, что было для него возможно: принялся копать ямку, въ которую затѣмъ вкатилъ свой шаръ и засыпалъ его рыхлою землей. Въ теченіе восьми дней онъ сдѣлалъ три такихъ шара. Одинъ изъ нихъ я выкопала и спрятала у себя, какъ любопытную рѣдкость. Хеопсъ не обратилъ на это никакого внимания. Вообще, послѣ того, какъ онъ исполнилъ свой долгъ, при столь затруднительныхъ обстоятельствахъ, онъ, повидимому, совсѣмъ успокоился.
Часто сажала я Хеопса къ себѣ на руку, для того, чтобы показать его моимъ гостямъ. Въ такихъ случаяхъ онъ всегда прикидывался мертвымъ. Тогда я начинала тихонько его поглаживать пальцемъ, послѣ чего онъ потихоньку вытягивалъ свои щупальца, затѣмъ медленно выдвигалъ изъ-подъ брюшка спрятанныя тамъ ножки и, наконецъ, начиналъ осторожно переступать, безпрестанно останавливаясь и какъ бы прислушиваясь — не грозитъ ли ему съ какой-нибудь стороны опасность. Также, прилежно занимаясь копаніемъ земли, онъ внезапно прекращалъ свою работу, когда кто-нибудь близко подходилъ къ ящику, затѣмъ пряталъ щупальца и ножки и притворялся мертвымъ. По временамъ онъ издавалъ изъ себя сильный, своеобразный запахъ, который замѣчался въ особенности тогда, когда его чѣмъ-нибудь безпокоили. На немъ часто объявлялись крошечные красновато-желтые клещики-паразиты (какихъ часто можно видѣть и на нашихъ навозныхъ жукахъ). Несмотря на то, что эти паразиты часто счищались съ него при помощи щеточки и воды, дня черезъ два-три они снова объявлялись и примащивались на груди, между обѣими передними ножками. Нерѣдко можно было видѣть, какъ эти клещики съ неимовѣрною быстротой бѣгали по тѣлу жука.
Однажды я поставила ящикъ съ Хеопсомъ на солнце. Теплота подѣйствовала на жука столь возбуждающимъ образомъ, что онъ раскрылъ крылья и готовъ уже былъ съ громкимъ жужжаніемъ подняться на воздухъ, но я была слишкомъ близко и помешала его бѣгству.
Шестнадцать мѣсяцевъ прожилъ у меня мой Хеопсъ, въ полномъ благополучіи, и я была очень огорчена, найдя его однажды утромъ безъ признаковъ жизни, въ маленькой питеечкѣ, стоявшей въ его ящикѣ. Онъ опрокинулся навзничь и, не будучи въ состоянии перевернуться, утонулъ. Воды было въ питеечкѣ всего на какой-нибудь палецъ глубины.
Бѣдный Хеопсъ былъ помѣщенъ въ пирамидообразную коробочку, въ которой время-отъ-времени и показывается моимъ любознательнымъ гостямъ[1].
- ↑ Въ дополненіе къ этому интересному разсказу Элизы Брайтвинъ, я позволю себѣ прибавить нѣсколько слѣдующие строкъ.
Однажды лѣтомъ мнѣ привелось встрѣтиться съ цѣлою компаніей этихъ интересныхъ насѣкомыхъ во время прогулки съ моею семьей по берегу Адріатическаго моря, близъ Венеціи. Мы всѣ не могли достаточна надивиться той быстротѣ и проворству, съ которыми эти, столь неуклюжіе на видъ, жуки перекатывали свои шары по песчаному берегу моря, бѣгали около нихъ, суетились, улетали и снова возвращались. Нерѣдко подлѣ одного шара копошилось нѣсколько жуковъ, но только скорѣе казалось, что они не помогали другъ другу, а ссорились — отнимали другъ у дружки драгоцѣнный шаръ. При этомъ, то одинъ, то другой изъ нихъ торопливо улеталъ, какъ бы за помощью, снова возвращался, опускался на песокъ въ нѣкоторомъ разстояніи отъ копошившейся около шара компаніи и быстро подбѣгалъ къ ней, уморительно ковыляя и переваливаясь на бѣгу.
Въ другой разъ мнѣ случилось наблюдать пару такихъ же жуковъ, катившихъ свой навозный шаръ по проѣзжей дорогѣ, въ степи, близъ Севастополя.Д. К.
Я несказанно обрадовалась, убедившись, что и в неволе мой Хеопс остался верен своим природным инстинктам: в один прекрасный день он смастерил себе шар, величиной с голубиное яйцо, и, придерживая его задними ногами, катал, пятясь задом, вдоль и поперёк своего ящика. Он был, видимо, в недоумении, что ему делать со своею драгоценною ношей. Нильского берега, на который следовало бы вкатить шар, здесь не было, да и солнце недостаточно сильно грело для того, чтобы Хеопс мог питать надежду увидеть своё потомство. И всё-таки он сделал единственное, что было для него возможно: принялся копать ямку, в которую затем вкатил свой шар и засыпал его рыхлою землёй. В течение восьми дней он сделал три таких шара. Один из них я выкопала и спрятала у себя, как любопытную редкость. Хеопс не обратил на это никакого внимания. Вообще, после того, как он исполнил свой долг, при столь затруднительных обстоятельствах, он, по-видимому, совсем успокоился.
Часто сажала я Хеопса к себе на руку, для того, чтобы показать его моим гостям. В таких случаях он всегда прикидывался мёртвым. Тогда я начинала тихонько его поглаживать пальцем, после чего он потихоньку вытягивал свои щупальца, затем медленно выдвигал из-под брюшка спрятанные там ножки и, наконец, начинал осторожно переступать, беспрестанно останавливаясь и как бы прислушиваясь — не грозит ли ему с какой-нибудь стороны опасность. Также, прилежно занимаясь копанием земли, он внезапно прекращал свою работу, когда кто-нибудь близко подходил к ящику, затем прятал щупальца и ножки и притворялся мёртвым. По временам он издавал из себя сильный, своеобразный запах, который замечался в особенности тогда, когда его чем-нибудь беспокоили. На нём часто объявлялись крошечные красновато-жёлтые клещики-паразиты (каких часто можно видеть и на наших навозных жуках). Несмотря на то, что эти паразиты часто счищались с него при помощи щёточки и воды, дня через два-три они снова объявлялись и примащивались на груди, между обеими передними ножками. Нередко можно было видеть, как эти клещики с неимоверною быстротой бегали по телу жука.
Однажды я поставила ящик с Хеопсом на солнце. Теплота подействовала на жука столь возбуждающим образом, что он раскрыл крылья и готов уже был с громким жужжанием подняться на воздух, но я была слишком близко и помешала его бегству.
Шестнадцать месяцев прожил у меня мой Хеопс, в полном благополучии, и я была очень огорчена, найдя его однажды утром без признаков жизни, в маленькой питеечке, стоявшей в его ящике. Он опрокинулся навзничь и, не будучи в состоянии перевернуться, утонул. Воды было в питеечке всего на какой-нибудь палец глубины.
Бедный Хеопс был помещён в пирамидообразную коробочку, в которой время от времени и показывается моим любознательным гостям[1].
- ↑ В дополнение к этому интересному рассказу Элизы Брайтвин, я позволю себе прибавить несколько следующие строк.
Однажды летом мне привелось встретиться с целою компанией этих интересных насекомых во время прогулки с моею семьёй по берегу Адриатического моря, близ Венеции. Мы все не могли достаточна надивиться той быстроте и проворству, с которыми эти, столь неуклюжие на вид, жуки перекатывали свои шары по песчаному берегу моря, бегали около них, суетились, улетали и снова возвращались. Нередко подле одного шара копошилось несколько жуков, но только скорее казалось, что они не помогали друг другу, а ссорились — отнимали друг у дружки драгоценный шар. При этом, то один, то другой из них торопливо улетал, как бы за помощью, снова возвращался, опускался на песок в некотором расстоянии от копошившейся около шара компании и быстро подбегал к ней, уморительно ковыляя и переваливаясь на бегу.
В другой раз мне случилось наблюдать пару таких же жуков, кативших свой навозный шар по проезжей дороге, в степи, близ Севастополя.Д. К.
