вдругъ, быстрымъ движеніемъ, Зоя вскочила, полетѣла на свой любимый отрубокъ дерева и начала стучать и долбить — бодро и весело, какъ ни въ чемъ небывало! «Обманщикъ, фокусникъ, притворщикъ!» и другіе, не особенно лестные, эпитеты посыпались на маленькую плутовку. Вернувшись домой и узнавъ о случившемся, я тотчасъ же догадалась, въ чемъ было дѣло: наша Зоинька просто брала солнечную ванну, во время которой птицы обыкновенно какъ бы впадаютъ въ нѣкоторое оцѣпенѣніе, сопровождаемое раскрываніемъ рта и принятіемъ такихъ позъ, которыя легко могутъ привести людей неопытныхъ къ мысли, что они видятъ передъ собою умирающую птицу.
Мучные черви, составлявшіе главную пищу Зои, содержались въ жестяной банкѣ, которую Зоя очень хорошо знала. Однажды, когда я была слишкомъ занята, для того, чтобы самой кормить мою птичку, я открыла клѣтку, поставила банку съ червями на полъ и приставила къ ней дощечку вмѣсто лѣсенки. Зоя не замедлила выскочить изъ клѣтки и тотчасъ же направилась къ банкѣ. Взобравшись на ея край, она сначала занялась изслѣдованіемъ фланелевыхъ тряпочекъ, бывшихъ въ банкѣ, и до тѣхъ поръ ихъ ворошила и теребила, пока не добралась до желаннаго корма. Скушавъ въ свое удовольствіе пару-другую червей, Зоя рѣшила, что не дурно будетъ сдѣлать и нѣкоторый запасецъ на черный день. Недолго думая, она захватила клювомъ нѣсколько штукъ червей и, отыскавъ для нихъ подходящее помѣщеніе, начала запрятывать одного за другимъ. Такъ какъ у меня не было ни малѣйшаго желанія видѣть мою комнату изукрашенною мучными червяками, то я и поспѣшила спрятать банку — къ большому неудовольствію моей милой птички.
Почти цѣлый годъ жила у меня моя любимица, пользуясь наилучшимъ здоровьемъ. Когда же наступило время линянія, Зоя, къ большому моему огорченію, стала слабѣть и недомогать; ея тѣло, видимо, не имѣло достаточно силы для того, чтобы воспроизвести новое опереніе. Она слабѣла со дня на день и, наконецъ, склонила головку — на вѣчный сонъ…
Въ моемъ воспоминаніи она продолжаетъ жить одною изъ симпатичнѣйшихъ и добродушнѣйшихъ птичекъ, какія только у меня бывали, — чуждая всякой злобы, всегда довольная и веселая, образецъ прилежанія, неустанно и заботливо долбящая свои запасныя клѣтушечки, вперемѣшку съ веселымъ щебетаньемъ и перелетываніемъ съ мѣста на мѣсто — съ утра до вечера. Она служила хорошимъ примѣромъ, что при внимательномъ уходѣ и ласковомъ обращеніи, птица и въ неволѣ можетъ имѣть безпечальное существованіе.
вдруг, быстрым движением, Зоя вскочила, полетела на свой любимый отрубок дерева и начала стучать и долбить — бодро и весело, как ни в чём небывало! «Обманщик, фокусник, притворщик!» и другие, не особенно лестные, эпитеты посыпались на маленькую плутовку. Вернувшись домой и узнав о случившемся, я тотчас же догадалась, в чём было дело: наша Зоинька просто брала солнечную ванну, во время которой птицы обыкновенно как бы впадают в некоторое оцепенение, сопровождаемое раскрыванием рта и принятием таких поз, которые легко могут привести людей неопытных к мысли, что они видят перед собою умирающую птицу.
Мучные черви, составлявшие главную пищу Зои, содержались в жестяной банке, которую Зоя очень хорошо знала. Однажды, когда я была слишком занята, для того, чтобы самой кормить мою птичку, я открыла клетку, поставила банку с червями на пол и приставила к ней дощечку вместо лесенки. Зоя не замедлила выскочить из клетки и тотчас же направилась к банке. Взобравшись на её край, она сначала занялась исследованием фланелевых тряпочек, бывших в банке, и до тех пор их ворошила и теребила, пока не добралась до желанного корма. Скушав в своё удовольствие пару-другую червей, Зоя решила, что не дурно будет сделать и некоторый запасец на чёрный день. Недолго думая, она захватила клювом несколько штук червей и, отыскав для них подходящее помещение, начала запрятывать одного за другим. Так как у меня не было ни малейшего желания видеть мою комнату изукрашенною мучными червяками, то я и поспешила спрятать банку — к большому неудовольствию моей милой птички.
Почти целый год жила у меня моя любимица, пользуясь наилучшим здоровьем. Когда же наступило время линяния, Зоя, к большому моему огорчению, стала слабеть и недомогать; её тело, видимо, не имело достаточно силы для того, чтобы воспроизвести новое оперение. Она слабела со дня на день и, наконец, склонила головку — на вечный сон…
В моём воспоминании она продолжает жить одною из симпатичнейших и добродушнейших птичек, какие только у меня бывали, — чуждая всякой злобы, всегда довольная и весёлая, образец прилежания, неустанно и заботливо долбящая свои запасные клетушечки, вперемешку с весёлым щебетаньем и перелётыванием с места на место — с утра до вечера. Она служила хорошим примером, что при внимательном уходе и ласковом обращении, птица и в неволе может иметь беспечальное существование.
