вопросъ произнесенъ былъ сѣрымъ попугаемъ, незамедлившимъ тотчасъ же отрекомендоваться мн «веселымъ Полли» и, повидимому, очень желавшимъ вступить со мною въ дружескія отношенія. Но тутъ мое вниманіе было привлечено однимъ несчастнымъ пернатымъ страдальцемъ, въ которомъ я тотчасъ же узнала поползня[1]. Онъ имѣлъ видъ совершенно разбитаго, больного существа и сидѣлъ съ закрытыми глазами и нахохленными перышками на днѣ своей клѣтки. На мой вопросъ: что съ нимъ? — хозяйка отвѣтила, что поползень повредилъ себѣ ножку и врядъ ли еще долго проживетъ. Я дала нѣсколько монетъ и получила больную птичку въ мою собственность. Я была рада вырваться изъ этого душнаго воздуха и поспѣшила къ себѣ домой, съ моимъ новымъ питомцемъ.
Просторная клѣтка была снабжена кусками дерева и коры, поставлена ванночка съ водой, подвѣшена къ потолку клѣтки небольшая кость съ остатками мяса, въ кормушку положенъ еще кое-какой подходящій кормъ, — для перваго раза этого было вполнѣ достаточно. Въ теченіе нѣсколькихъ дней бѣдная птичка имѣла самый жалкій видъ: большею частью она сидѣла неподвижно, съ закрытыми глазами, съ утра до вечера. Потомъ, однако, она начала понемногу передвигаться, хотя и весьма вяло, — начала лазать вверхъ и внизъ по корѣ, отыскала ванночку съ водой, выкупалась въ ней и послѣ того привела въ порядокъ свои перышки. Не прошло и двухъ недѣль, какъ мой поползень совсѣмъ оправился и сталъ сильною и чрезвычайно занимательною птицей.
И въ самомъ дѣлѣ, трудно себѣ представить болѣе подвижное и ловкое существо. Его потребность въ деятельности была изумительна, — это была сама жизнь! И такъ какъ наша птичка была самочка, то мы и назвали ее — соотвѣтственно ея характеру — Зоей. Спустя немного времени, она уже знала свое имя и откликалась на зовъ отвѣтнымъ чириканьемъ. Куски коры, прикрѣпленные внутри клѣтки, сдѣлались полемъ ея неутомимой деятельности: каждая ихъ трещинка постоянно изслѣдовалась и обыскивалась. Подобно дятлу, Зоя раздалбливала сильными ударами клюва каждый брошенный въ клѣтку орѣхъ, защемлявшійся предварительно въ трещину коры, при чемъ работала почти всегда свѣсившись внизъ головой. Въ тѣ же трещины коры запихивала она и несчастныхъ мучныхъ червей — про запасъ. Помѣщавшаяся внутри клѣтки, часть ствола отъ молодого дерева вскорѣ такъ была обработана клювомъ Зои, что стала походить на осиное гнѣздо, въ ячейки котораго запихивался избытокъ пищи. Какъ только, бывало, наполнятъ ея кормушку, такъ тотчасъ же и начнется растаскиваніе и запрятываніе корма по кладовымъ. Кусочекъ мяса по нѣскольку разъ вкладывался въ ту или другую ячейку и снова вынимался, пока, наконецъ, не было найдено вполнѣ подходящаго помѣщения, въ которое онъ и запихивался поглубже, а затѣмъ заколачивался клювомъ, какъ молоткомъ. Зоя успокаивалась только тогда, когда большая часть корма была такимъ образомъ надежно припрятана.
Однажды я положила въ клѣтку полураскрытый американскій орѣхъ. Онъ былъ настолько великъ, что не могъ быть защемленъ ни въ трещины коры, ни въ ячейки древеснаго отрубка, а между тѣмъ Зоѣ такъ хотѣлось полакомиться его сладкимъ ядромъ! Я съ интересомъ слѣдила за нею, любопытствуя узнать, какъ выйдетъ она изъ этого затруднительнаго положенія. Сначала Зоя пробовала долбить орѣхъ, прицѣпившись къ корѣ древеснаго отрубка внизъ головой, — но онъ выскальзывалъ и катался по клѣткѣ, такъ что изъ этого ничего не выходило. Тогда она схватила его клювомъ и начала таскаться съ
вопрос произнесён был серым попугаем, незамедлившим тотчас же отрекомендоваться мне «весёлым Полли» и, по-видимому, очень желавшим вступить со мною в дружеские отношения. Но тут моё внимание было привлечено одним несчастным пернатым страдальцем, в котором я тотчас же узнала поползня[1]. Он имел вид совершенно разбитого, больного существа и сидел с закрытыми глазами и нахохленными пёрышками на дне своей клетки. На мой вопрос: что с ним? — хозяйка ответила, что поползень повредил себе ножку и вряд ли ещё долго проживёт. Я дала несколько монет и получила больную птичку в мою собственность. Я была рада вырваться из этого душного воздуха и поспешила к себе домой, с моим новым питомцем.
Просторная клетка была снабжена кусками дерева и коры, поставлена ванночка с водой, подвешена к потолку клетки небольшая кость с остатками мяса, в кормушку положен ещё кое-какой подходящий корм, — для первого раза этого было вполне достаточно. В течение нескольких дней бедная птичка имела самый жалкий вид: большею частью она сидела неподвижно, с закрытыми глазами, с утра до вечера. Потом, однако, она начала понемногу передвигаться, хотя и весьма вяло, — начала лазать вверх и вниз по коре, отыскала ванночку с водой, выкупалась в ней и после того привела в порядок свои пёрышки. Не прошло и двух недель, как мой поползень совсем оправился и стал сильною и чрезвычайно занимательною птицей.
И в самом деле, трудно себе представить более подвижное и ловкое существо. Его потребность в деятельности была изумительна, — это была сама жизнь! И так как наша птичка была самочка, то мы и назвали её — соответственно её характеру — Зоей. Спустя немного времени, она уже знала своё имя и откликалась на зов ответным чириканьем. Куски коры, прикреплённые внутри клетки, сделались полем её неутомимой деятельности: каждая их трещинка постоянно исследовалась и обыскивалась. Подобно дятлу, Зоя раздалбливала сильными ударами клюва каждый брошенный в клетку орех, защемлявшийся предварительно в трещину коры, причём работала почти всегда свесившись вниз головой. В те же трещины коры запихивала она и несчастных мучных червей — про запас. Помещавшаяся внутри клетки, часть ствола от молодого дерева вскоре так была обработана клювом Зои, что стала походить на осиное гнездо, в ячейки которого запихивался избыток пищи. Как только, бывало, наполнят её кормушку, так тотчас же и начнётся растаскивание и запрятывание корма по кладовым. Кусочек мяса по нескольку раз вкладывался в ту или другую ячейку и снова вынимался, пока, наконец, не было найдено вполне подходящего помещения, в которое он и запихивался поглубже, а затем заколачивался клювом, как молотком. Зоя успокаивалась только тогда, когда большая часть корма была таким образом надёжно припрятана.
Однажды я положила в клетку полураскрытый американский орех. Он был настолько велик, что не мог быть защемлён ни в трещины коры, ни в ячейки древесного отрубка, а между тем Зое так хотелось полакомиться его сладким ядром! Я с интересом следила за нею, любопытствуя узнать, как выйдет она из этого затруднительного положения. Сначала Зоя пробовала долбить орех, прицепившись к коре древесного отрубка вниз головой, — но он выскальзывал и катался по клетке, так что из этого ничего не выходило. Тогда она схватила его клювом и начала таскаться с
