мѣшайте: я занятъ дѣломъ — мнѣ нужно заботиться о моемъ существованіи, а черви такъ рѣдки!»
Скворчикъ мой очень рано познакомился съ оконными рамами: стукнувшись раза два о стекла, онъ уже затѣмъ ихъ остерегался. Онъ быстро леталъ взадъ и впередъ по комнатѣ, и я была совершенно спокойна за него, какъ относительно оконныхъ рамъ, такъ и относительно огня: и того и другого онъ умѣлъ прекрасно избѣгать.
Иногда мнѣ случалось находить моего скворчика летающимъ по комнатѣ, тогда какъ я, передъ тѣмъ, уходя, запирала его клѣтку. Я знала положительно, что дверца его клѣтки была заперта на крючокъ, и недоумевала, какимъ образомъ могъ онъ вылетѣть. Я стала подкарауливать — и тайна открылась. Однажды я услышала продолжительное стучаніе и долбленіе въ клѣткѣ и увидѣла своего плутишку за усердною работой надъ затворомъ дверецъ; онъ стучалъ и стучалъ до тѣхъ поръ, пока крючокъ, поднимаясь все выше и выше, не высвободился, наконецъ, изъ петли; однако дверца продолжала еще быть закрытою, и ему стоило еще не мало труда заставить ее, продолжительными и быстрыми ударами клюва, раскрыться настолько, чтобы быть въ состоянии протискаться сквозь образовавшуюся щель. Сдѣлавъ это и выйдя изъ клѣтки, онъ остановился и съ видомъ торжествующего побѣдителя окинулъ взглядомъ всю комнату. Въ то время я была больна и лежала въ постели. Онъ тотчасъ же подлетѣлъ ко мнѣ — поздороваться и поболтать, вскочилъ затѣмъ на протянутый ему палецъ и, крѣпко за него уцѣпившись, началъ дѣлать свой туалетъ. Приведя въ порядокъ свои перышки и охорошившись какъ слѣдуетъ, онъ принялся за изслѣдованіе остатковъ моего завтрака. Взялъ кусочекъ сахара изъ сахарницы, пошарилъ подъ подносомъ и подъ салфеткой — не притаился ли тамъ гдѣ-нибудь желанный червячокъ, осторожно заглянулъ въ сливочникъ, выразилъ свое нерасположеніе къ соли, щипнулъ, между прочимъ, меня раза два клювомъ, желая выразить этимъ свое ко мнѣ расположеніе, и затѣмъ отправился въ кругосвѣтное путешествіе по моей комнатѣ — за открытіями: протискался сквозь ажурныя украшенія камина, полетѣлъ къ комоду, на которомъ нашелъ нѣсколько виноградинъ, пришедшихся ему очень по вкусу, и продолжалъ такимъ образомъ свои изысканія въ теченіе нѣкотораго времени, при чемъ всякій маленькій предметъ, который онъ могъ приподнять своимъ клювомъ, обязательно опрокидывался. Такъ какъ я въ то время читала интересную книгу, то и не могла все время слѣдить внимательно за тѣмъ, что онъ тамъ дѣлалъ, пока онъ, наконецъ, не добрался до столика, стоявшаго возлѣ моей кровати. Тутъ я услышала какой-то подозрительный звукъ и, оглянувшись, увидѣла, что своевольная птица полощется носомъ въ моей чернильницѣ, — что салфетка, покрывавшая столикъ, порядочно уже забрызгана, а со столешницы уже бѣгутъ наполъ маленькіе чернильные ручейки. Столь ложно направленная жажда деятельности не могла быть терпима. Блудливый скворка безъ всякой пощады былъ водворенъ въ своей клѣткѣ.
Когда ему исполнилось семь мѣсяцевъ, у него началъ желтѣть клювъ, бывшій до тѣхъ поръ чернымъ; пожелтѣніе это, начавшись съ верхней стороны кончика клюва, шло постепенно къ его основанію, и въ продолженіе одного мѣсяца весь клювъ былъ уже желтый.
Съ теченіемъ времени разговорная способность моего скворчика все болѣе и болѣе развивалась. Особенно бывало смѣшно, когда онъ среди какого-нибудь серьезнаго разговора вставлялъ и свои фразы, при чемъ дѣлалъ это, какъ будто желалъ довѣрить
мешайте: я занят делом — мне нужно заботиться о моём существовании, а черви так редки!»
Скворчик мой очень рано познакомился с оконными рамами: стукнувшись раза два о стёкла, он уже затем их остерегался. Он быстро летал взад и вперёд по комнате, и я была совершенно спокойна за него, как относительно оконных рам, так и относительно огня: и того и другого он умел прекрасно избегать.
Иногда мне случалось находить моего скворчика летающим по комнате, тогда как я, перед тем, уходя, запирала его клетку. Я знала положительно, что дверца его клетки была заперта на крючок, и недоумевала, каким образом мог он вылететь. Я стала подкарауливать — и тайна открылась. Однажды я услышала продолжительное стучание и долбление в клетке и увидела своего плутишку за усердною работой над затвором дверец; он стучал и стучал до тех пор, пока крючок, поднимаясь всё выше и выше, не высвободился, наконец, из петли; однако дверца продолжала ещё быть закрытою, и ему стоило ещё не мало труда заставить её, продолжительными и быстрыми ударами клюва, раскрыться настолько, чтобы быть в состоянии протискаться сквозь образовавшуюся щель. Сделав это и выйдя из клетки, он остановился и с видом торжествующего победителя окинул взглядом всю комнату. В то время я была больна и лежала в постели. Он тотчас же подлетел ко мне — поздороваться и поболтать, вскочил затем на протянутый ему палец и, крепко за него уцепившись, начал делать свой туалет. Приведя в порядок свои пёрышки и охорошившись как следует, он принялся за исследование остатков моего завтрака. Взял кусочек сахара из сахарницы, пошарил под подносом и под салфеткой — не притаился ли там где-нибудь желанный червячок, осторожно заглянул в сливочник, выразил своё нерасположение к соли, щипнул, между прочим, меня раза два клювом, желая выразить этим своё ко мне расположение, и затем отправился в кругосветное путешествие по моей комнате — за открытиями: протискался сквозь ажурные украшения камина, полетел к комоду, на котором нашёл несколько виноградин, пришедшихся ему очень по вкусу, и продолжал таким образом свои изыскания в течение некоторого времени, причём всякий маленький предмет, который он мог приподнять своим клювом, обязательно опрокидывался. Так как я в то время читала интересную книгу, то и не могла всё время следить внимательно за тем, что он там делал, пока он, наконец, не добрался до столика, стоявшего возле моей кровати. Тут я услышала какой-то подозрительный звук и, оглянувшись, увидела, что своевольная птица полощется носом в моей чернильнице, — что салфетка, покрывавшая столик, порядочно уже забрызгана, а со столешницы уже бегут на пол маленькие чернильные ручейки. Столь ложно направленная жажда деятельности не могла быть терпима. Блудливый скворка без всякой пощады был водворён в своей клетке.
Когда ему исполнилось семь месяцев, у него начал желтеть клюв, бывший до тех пор чёрным; пожелтение это, начавшись с верхней стороны кончика клюва, шло постепенно к его основанию, и в продолжение одного месяца весь клюв был уже жёлтый.
С течением времени разговорная способность моего скворчика всё более и более развивалась. Особенно бывало смешно, когда он среди какого-нибудь серьёзного разговора вставлял и свои фразы, причём делал это, как будто желал доверить
