ожиданныя интонаціи, эту манеру усиливать при зовѣ другъ друга послѣднюю гласную ихъ именъ, какимъ то горловымъ звукомъ, который похожъ на рыданіе и отъ котораго у меня пробѣгаетъ дрожь по спинѣ: Палю…юль, Бюгю…юттъ! Зволю…лю!..
Но можетъ ли самое слово впитать въ себя душу этихъ людей, живущихъ свободными похожденіями, запахъ этой человѣческой дичи? Въ иные часы они кажутся мнѣ столь насыщенными жизнью и молодостью, что я представляю себѣ даже ихъ поцѣлуи и ихъ влажныя губы!
На дняхъ я вообразилъ себя этимъ абсолютнымъ художникомъ: одновременно поэтомъ, скульпторомъ, живописцемъ и музыкантомъ. Что я говорю? На одну минуту мнѣ даже показалось, что я ощутилъ высшее блаженство, предоставленное однимъ богамъ.
Физическая сила, ловкость, сопротивленіе мускуловъ, являются главною темою бесѣдъ моихъ неразлучныхъ друзей и предлогомъ для ихъ игръ. Въ тотъ день они завели меня въ гимнастическій залъ, громко называемый Атлетическими аренами. Представьте себѣ въ глубинѣ узкаго прохода въ кварталѣ Маролль, иронически называемомъ rue de Philanthropie, довольно большой сарай, бывшую мастерскую телѣжника, или складъ тряпичника, куда нужно проходить черезъ небольшую каморку, отлича-
ожиданные интонации, эту манеру усиливать при зове друг друга последнюю гласную их имен, каким-то горловым звуком, который похож на рыдание и от которого у меня пробегает дрожь по спине: Палю…юль, Бюгю…ютт! Зволю…лю!..
Но может ли самое слово впитать в себя душу этих людей, живущих свободными похождениями, запах этой человеческой дичи? В иные часы они кажутся мне столь насыщенными жизнью и молодостью, что я представляю себе даже их поцелуи и их влажные губы!
На днях я вообразил себя этим абсолютным художником: одновременно поэтом, скульптором, живописцем и музыкантом. Что я говорю? На одну минуту мне даже показалось, что я ощутил высшее блаженство, предоставленное одним богам.
Физическая сила, ловкость, сопротивление мускулов, являются главною темою бесед моих неразлучных друзей и предлогом для их игр. В тот день они завели меня в гимнастический зал, громко называемый Атлетическими аренами. Представьте себе в глубине узкого прохода в квартале Маролль, иронически называемом rue de Philanthropie, довольно большой сарай, бывшую мастерскую тележника, или склад тряпичника, куда нужно проходить через небольшую каморку, отлича-
