ныя складки ихъ одежды, и изгибы, идущіе по направленію, противоположномъ ворсу ихъ лохмотьевъ! Но кто передастъ согнутые члены, раскачивающіяся поясницы, нетвердость походки и изгибы тѣла моихъ весельчаковъ, ихъ быстрыя движенія, словно жеребятъ на лугу, эти судороги, заставляющія лопаться ихъ наряды, точно кожа у персиковъ?
Я дружусь съ ними и изображаю ихъ, какъ только умѣю; я заставляю ихъ передавать всю ихъ оригинальность на этихъ перекресткахъ, гдѣ они достигаютъ большаго расцвѣта, красивыхъ формъ и яркаго выраженія.
Они не найдутъ себѣ до сихъ поръ ни скульптора, ни живописца. Между тѣмъ, обманчиво одѣтые, почти голые, или крѣпко затянутые въ свои лохмотья, покрытые мѣдною окисью отъ ползанія на задней части тѣла — лохмотья, столь подходящія къ ихъ личности, какъ мѣхъ къ собакѣ, а шерсть къ лисицѣ, — многіе кажутся вылитыми изъ бронзы или вылѣпленными изъ терракоты. Мнѣ хотѣлось бы видѣть новаго Бари, увлеченнаго послѣ изображенія домашняго слуги или рабочаго, передачею хищнаго человѣка и предпочитающаго бродягу рабочему, какъ онъ прославляетъ съ большою охотою тигра и волка, чѣмъ быка и собаку.
А какой музыкантъ могъ бы передать, при помощи своего искусства, ихъ лукавыя модуляціи, тембръ ихъ гортанныхъ голосовъ, эти не-
ные складки их одежды, и изгибы, идущие по направлению, противоположному ворсу их лохмотьев! Но кто передаст согнутые члены, раскачивающиеся поясницы, нетвердость походки и изгибы тела моих весельчаков, их быстрые движения, словно жеребят на лугу, эти судороги, заставляющие лопаться их наряды, точно кожа у персиков?
Я дружусь с ними и изображаю их, как только умею; я заставляю их передавать всю их оригинальность на этих перекрестках, где они достигают большего расцвета, красивых форм и яркого выражения.
Они не найдут себе до сих пор ни скульптора, ни живописца. Между тем, обманчиво одетые, почти голые, или крепко затянутые в свои лохмотья, покрытые медною окисью от ползания на задней части тела — лохмотья, столь подходящие к их личности, как мех к собаке, а шерсть к лисице, — многие кажутся вылитыми из бронзы или вылепленными из терракоты. Мне хотелось бы видеть нового Бари, увлеченного после изображения домашнего слуги или рабочего, передачею хищного человека и предпочитающего бродягу рабочему, как он прославляет с большою охотою тигра и волка, чем быка и собаку.
А какой музыкант мог бы передать, при помощи своего искусства, их лукавые модуляции, тембр их гортанных голосов, эти не-
