жира, это отъ вина, а это отъ крови! Мать Бюгютта будетъ безъ конца разсказывать вамъ о приключеніяхъ, про которыя сообщаетъ ей этотъ ветеранъ имущества ея здороваго сына. Такимъ образомъ, по поводу этого краснаго пятна, она разскажетъ вамъ, какъ ея сынъ разбивалъ камни, какъ его инструментъ уклонился въ сторону и сорвалъ на немъ кожу въ трехъ мѣстахъ. Раненый вернулся въ Маролль, волоча ногу и заботясь о томъ, чтобы отогнать собакъ, привлеченныхъ его панталонами, смоченными кровью.
Разумѣется, развалины интересуютъ меня, но не такъ сильно, какъ лохмотья. Мнѣ было бы отрадно прослѣдить поврежденія, нанесенныя временемъ и различными событіями этимъ панталонамъ Бюгютта; видѣть, какъ они рыжѣли, вытирались, разрывались и уменьшались на его тѣлѣ, какъ разрушается замокъ на горѣ.
Какъ бы ни жили мои оборванцы, вродѣ Турламэна, Кассизма и Кампернульи, въ глубинѣ предмѣстья, они стремятся одинъ за другимъ въ эти клоаки Маролля, гдѣ царитъ ихъ предводитель. Здѣсь настоящій ихъ центръ. Они здѣсь пріобрѣтаютъ свой внѣшній видъ; они сюда приходятъ за приказаніями. Они здѣсь строго наказываются, и здѣсь одновременно страдаютъ. Марболь могъ бы изобразить ихъ въ слишкомъ спокойной позѣ. Едва ли удалось бы ему схватить ихъ утомленіе, ихъ нечистоту, безпорядоч-
жира, это от вина, а это от крови! Мать Бюгютта будет без конца рассказывать вам о приключениях, про которые сообщает ей этот ветеран имущества ее здорового сына. Таким образом, по поводу этого красного пятна, она расскажет вам, как ее сын разбивал камни, как его инструмент уклонился в сторону и сорвал на нем кожу в трех местах. Раненый вернулся в Маролль, волоча ногу и заботясь о том, чтобы отогнать собак, привлеченных его панталонами, смоченными кровью.
Разумеется, развалины интересуют меня, но не так сильно, как лохмотья. Мне было бы отрадно проследить повреждения, нанесенные временем и различными событиями этим панталонам Бюгютта; видеть, как они рыжели, вытирались, разрывались и уменьшались на его теле, как разрушается замок на горе.
Как бы ни жили мои оборванцы, вроде Турламэна, Кассизма и Кампернульи, в глубине предместья, они стремятся один за другим в эти клоаки Маролля, где царит их предводитель. Здесь настоящий их центр. Они здесь приобретают свой внешний вид; они сюда приходят за приказаниями. Они здесь строго наказываются, и здесь одновременно страдают. Марболь мог бы изобразить их в слишком спокойной позе. Едва ли удалось бы ему схватить их утомление, их нечистоту, беспорядоч-
