Изъ какого-то остатка самолюбія, я не хотѣлъ признаться имъ, что бездѣльничаю, какъ они, и я выдалъ себя за журналиста. Журналистъ? Это имъ говорило немного.
— Ну да, журналистъ, писатель!
— Но вѣдь газета печатается, не пишется!
— Какъ онъ глупъ! Послушай, ты понимаешь…
И они дополняли мои слишкомъ мудреныя объясненія, стараясь растолковать другимъ, что представляла собою эта рѣдкая птица журналистъ. Каждый давалъ свои собственныя объясненія. Когда это ему удавалось не болѣе, чѣмъ другимъ, и онъ начиналъ что-то лепетать, «галлерея» грубо заставляла его замолчать. Они кончили тѣмъ, что заговорили всѣ сразу; они стучали ногами, толкались, громко кричали, прямо въ лицо другъ другу, и ихъ мясистыя части тѣла, возбуждаясь вмѣстѣ съ ихъ словами, дѣлали влажными ихъ лохмотья и сообщали это ихъ фланелевой нижней одеждѣ, а оттуда всему воздуху. Эти притоки юной силы были сходны съ запахомъ сочныхъ деревьевъ.
— Я знаю, я! Дайте мнѣ сказать! — прервалъ всѣхъ въ самый разгаръ шума высокій парень, увлекающійся и нервный, хорошо сложенный, съ красивой наружностью, съ карими глазами, точно надѣленными золотыми блестками, матовымъ цвѣтомъ лица, красивыми усами, бѣлокурыми волосами, которые онъ тщательно
Из какого-то остатка самолюбия, я не хотел признаться им, что бездельничаю, как они, и я выдал себя за журналиста. Журналист? Это им говорило немного.
— Ну да, журналист, писатель!
— Но ведь газета печатается, не пишется!
— Как он глуп! Послушай, ты понимаешь…
И они дополняли мои слишком мудреные объяснения, стараясь растолковать другим, что представляла собою эта редкая птица журналист. Каждый давал свои собственные объяснения. Когда это ему удавалось не более, чем другим, и он начинал что-то лепетать, «галерея» грубо заставляла его замолчать. Они кончили тем, что заговорили все сразу; они стучали ногами, толкались, громко кричали, прямо в лицо друг другу, и их мясистые части тела, возбуждаясь вместе с их словами, делали влажными их лохмотья и сообщали это их фланелевой нижней одежде, а оттуда всему воздуху. Эти притоки юной силы были сходны с запахом сочных деревьев.
— Я знаю, я! Дайте мне сказать! — прервал всех в самый разгар шума высокий парень, увлекающийся и нервный, хорошо сложенный, с красивой наружностью, с карими глазами, точно наделенными золотыми блестками, матовым цветом лица, красивыми усами, белокурыми волосами, которые он тщательно
