Мурилльо, чувствовалось много пластичности у людей въ другія эпохи и подъ другими небесами. Увы, наши художники изображали всегда только уродство и все гротесковое. Если исключить нѣсколькихъ молодыхъ пастуховъ у Жорденса или нѣсколькихъ помощниковъ палачей у Рубенса, на древнихъ картинахъ мы встрѣчаемъ только безобразныхъ уродовъ и ханжей. Ванъ-Дейкъ пренебрегъ нашими юношами ради ихъ младшихъ англійскихъ братьевъ. Въ настоящее время — не лучше. Неужели красивые типы нашей страны навсегда поблекнутъ, не встрѣтивъ оцѣнившихъ ихъ, усердныхъ кистей художниковъ? Въ ожиданіи этого, я, такъ сильно желавшій написать ихъ, очень благодаренъ моимъ молодымъ оборванцамъ, что они осчастливили меня своею близостью, и я такъ сильно пропитался ими, что чувствуя себя всецѣло во власти ихъ чаръ. Они могли бы стать частицей моего существа, эти смѣшные, нескладные, умилительные и рѣзкіе люди, благовонные и дерзкіе, распускающіеся въ это время точно цвѣты на нашей мостовой! Я уподобляюсь имъ, сливаюсь съ ними, какъ бы всасываю въ себя ихъ въ эстетическомъ отношеніи. Сообразно своей роли, они превосходятъ другъ друга, они находятъ свое выраженіе, свое высокое назначеніе. Ни одинъ изъ нихъ не имѣетъ себѣ равнаго въ прошломъ и не будетъ имѣть въ будущемъ, и все это — несмотря на ихъ сходство и общее сродство. Насладимся этой
Мурилльо, чувствовалось много пластичности у людей в другие эпохи и под другими небесами. Увы, наши художники изображали всегда только уродство и все гротесковое. Если исключить нескольких молодых пастухов у Жорденса или нескольких помощников палачей у Рубенса, на древних картинах мы встречаем только безобразных уродов и ханжей. Ван-Дейк пренебрег нашими юношами ради их младших английских братьев. В настоящее время — не лучше. Неужели красивые типы нашей страны навсегда поблекнут, не встретив оценивших их, усердных кистей художников? В ожидании этого, я, так сильно желавший написать их, очень благодарен моим молодым оборванцам, что они осчастливили меня своею близостью, и я так сильно пропитался ими, что чувствуя себя всецело во власти их чар. Они могли бы стать частицей моего существа, эти смешные, нескладные, умилительные и резкие люди, благовонные и дерзкие, распускающиеся в это время точно цветы на нашей мостовой! Я уподобляюсь им, сливаюсь с ними, как бы всасываю в себя их в эстетическом отношении. Сообразно своей роли, они превосходят друг друга, они находят свое выражение, свое высокое назначение. Ни один из них не имеет себе равного в прошлом и не будет иметь в будущем, и все это — несмотря на их сходство и общее сродство. Насладимся этой
