чемъ не открылся ему относительно моихъ плановъ.
Заранѣе я представляю себѣ эту сцену, такъ какъ я очень часто присутствовалъ при подобныхъ, точно на генеральной репетиціи.
Вмѣстѣ съ сыномъ, старый могильщикъ началъ засыпать гробъ, затѣмъ, неисправимый любитель выпивки, онъ хочетъ отправиться къ домику: Здѣсь лучше, чѣмъ напротивъ!
— Иди, отецъ, я окончу самъ!
Удаляясь, старикъ бросаетъ ему ключъ отъ калитки:
— Не забудь запереть, когда уйдешь.
— Будь покоенъ. Я догоню тебя сейчасъ же. Мнѣ осталось дѣла на нѣсколько минутъ.
— Ты думаешь, мой мальчикъ? (Эти слова говорю уже я, умершій). Я хотѣлъ бы, чтобы мой могильщикъ былъ бы веселымъ и своенравнымъ. Необходимо, чтобы на моей могилѣ его ребяческій голосъ молодого дрозда спѣлъ мнѣ послѣднюю серенаду, послѣднюю колыбельную пѣсенку; да, именно дрозда, такъ какъ желтый козырекъ на фуражкѣ юноши напоминаетъ мнѣ клювъ красивой птицы.
— Хорошо! Я ловлю себя на томъ, что напѣваю пѣсенку, которую будетъ щебетать подмастерье могильщика на моей могилѣ. Онъ твердитъ ее втеченіе недѣли, этотъ нелѣпый припѣвъ, вышедшій изъ какого-нибудь третьестепеннаго театра, куда никогда, разумѣется, не входилъ мой молодой рабочій, плохой припѣвъ,
чем не открылся ему относительно моих планов.
Заранее я представляю себе эту сцену, так как я очень часто присутствовал при подобных, точно на генеральной репетиции.
Вместе с сыном, старый могильщик начал засыпать гроб, затем, неисправимый любитель выпивки, он хочет отправиться к домику: Здесь лучше, чем напротив!
— Иди, отец, я окончу сам!
Удаляясь, старик бросает ему ключ от калитки:
— Не забудь запереть, когда уйдешь.
— Будь покоен. Я догоню тебя сейчас же. Мне осталось дела на несколько минут.
— Ты думаешь, мой мальчик? (Эти слова говорю уже я, умерший). Я хотел бы, чтобы мой могильщик был бы веселым и своенравным. Необходимо, чтобы на моей могиле его ребяческий голос молодого дрозда спел мне последнюю серенаду, последнюю колыбельную песенку; да, именно дрозда, так как желтый козырек на фуражке юноши напоминает мне клюв красивой птицы.
— Хорошо! Я ловлю себя на том, что напеваю песенку, которую будет щебетать подмастерье могильщика на моей могиле. Он твердит ее в течение недели, этот нелепый припев, вышедший из какого-нибудь третьестепенного театра, куда никогда, разумеется, не входил мой молодой рабочий, плохой припев,