Втеченіе первыхъ недѣль, директоръ, бывшій капитанъ арміи, одновременно вѣтренникъ и маньякъ, упорный приверженецъ рутины, дѣйствовавшій только при помощи дисциплины и правилъ, отмѣчалъ съ нѣкоторымъ удовольствіемъ порядокъ въ моихъ классахъ. Мои добрые коллеги не замедлили повредить мнѣ въ его глазахъ и внушить ему подозрѣніе по отношенію ко мнѣ. Въ особенности отличался одинъ, нѣкій Доббларъ, воспитатель перваго класса, мой прямой начальникъ, типъ ничтожнаго унтеръ-офицера, полуграмотнаго болтуна, остроумца кабаковъ, разсуждающаго обо всемъ.
Съ головой, точно пиковый тузъ, съ гладкими волосами, большими рыжими усами, курносый, съ глазами, похожими на шарики отъ лото, волосатыми лапами, кривыми ногами, еще болѣе отвратительный, чѣмъ другіе въ своей грязной формѣ, — онъ съ первой же встрѣчи внушилъ мнѣ сильную антипатію. Я не замедлилъ нажить въ немъ себѣ врага, не имѣя силъ скрывать моего отвращенія къ его хвастовству, его сквернословію, его фальшивому добродушію, его грязной одеждѣ, его смѣшенію неряшества и трусости, цинизма и ханжества. Подъ отеческою внѣшностью не можетъ скрываться болѣе искуснаго палача!
Онъ ненавидитъ меня, но я все же импонирую ему, обращаюсь съ нимъ спокойно и вѣжливо; я раздражаю его, но держу его на разстояніи.
В течение первых недель, директор, бывший капитан армии, одновременно ветреник и маньяк, упорный приверженец рутины, действовавший только при помощи дисциплины и правил, отмечал с некоторым удовольствием порядок в моих классах. Мои добрые коллеги не замедлили повредить мне в его глазах и внушить ему подозрение по отношению ко мне. В особенности отличался один, некий Добблар, воспитатель первого класса, мой прямой начальник, тип ничтожного унтер-офицера, полуграмотного болтуна, остроумца кабаков, рассуждающего обо всем.
С головой, точно пиковый туз, с гладкими волосами, большими рыжими усами, курносый, с глазами, похожими на шарики от лото, волосатыми лапами, кривыми ногами, еще более отвратительный, чем другие в своей грязной форме, — он с первой же встречи внушил мне сильную антипатию. Я не замедлил нажить в нем себе врага, не имея сил скрывать моего отвращения к его хвастовству, его сквернословию, его фальшивому добродушию, его грязной одежде, его смешению неряшества и трусости, цинизма и ханжества. Под отеческою внешностью не может скрываться более искусного палача!
Он ненавидит меня, но я все же импонирую ему, обращаюсь с ним спокойно и вежливо; я раздражаю его, но держу его на расстоянии.
