принялъ онъ, когда они очутились бы одни вдали отъ жилищъ! Огорченіе мальчика, когда ему представился случай доказать свое благородство и свою вѣжливость! Огорченіе, которое охватываетъ и меня самого, когда я услыхалъ, какъ тотъ, вернувшись, разсказывалъ съ удрученнымъ сердцемъ, сжатымъ горломъ, своимъ товарищамъ о нанесенной ему обидѣ. Нѣкоторые засмѣялись. Это научитъ его, какъ быть вѣжливымъ съ буржуа! Другіе слушали его съ сочувствіемъ и солидарностью, которыя заставили меня призадуматься. Вообще, этотъ маленькій фактъ утвердилъ меня въ добромъ мнѣніи, котораго я держусь такъ долго по отношенію къ этому отвергнутому народу. Эти циники очень чувствительны. Еслибъ кто потрудился разобрать ихъ настоящую натуру, тотъ нашелъ бы столь чувствительные оттѣнки, столь неожиданныя сомнѣнія, столь утонченныя противодѣйствія, что наряду съ ними представители нашего мнимаго избраннаго меньшинства показались бы дураками и грубіянами.
— Такъ… Значитъ, опять это съ нимъ начинается, — сказалъ бы Бергманъ, если бы прочелъ это черезъ мое плечо.
Лучше не погружаться въ эти неясныя видѣнія, не различать ихъ слишкомъ отчетливо… Не преждевременно ли я счелъ себя вполнѣ излѣчившимся? Не взялъ ли я на себя задачи, кото-
принял он, когда они очутились бы одни вдали от жилищ! Огорчение мальчика, когда ему представился случай доказать свое благородство и свою вежливость! Огорчение, которое охватывает и меня самого, когда я услыхал, как тот, вернувшись, рассказывал с удрученным сердцем, сжатым горлом, своим товарищам о нанесенной ему обиде. Некоторые засмеялись. Это научит его, как быть вежливым с буржуа! Другие слушали его с сочувствием и солидарностью, которые заставили меня призадуматься. Вообще, этот маленький факт утвердил меня в добром мнении, которого я держусь так долго по отношению к этому отвергнутому народу. Эти циники очень чувствительны. Если б кто потрудился разобрать их настоящую натуру, тот нашел бы столь чувствительные оттенки, столь неожиданные сомнения, столь утонченные противодействия, что наряду с ними представители нашего мнимого избранного меньшинства показались бы дураками и грубиянами.
— Так… Значит, опять это с ним начинается, — сказал бы Бергман, если бы прочел это через мое плечо.
Лучше не погружаться в эти неясные видения, не различать их слишком отчетливо… Не преждевременно ли я счел себя вполне излечившимся? Не взял ли я на себя задачи, кото-
