рячностью страсти in extremis, свою преданную любовь къ оборванцамъ въ бархатной одеждѣ, живущимъ въ большомъ городѣ. Ахъ, когда я произношу только названія этихъ деревень съ гортанными и чудесно варварскими звуками, эти названія, такъ сказать, синтетическія и вызывающія въ памяти прошлое: Бонейденъ, Руменамъ, Кербергъ, Вавръ, Шрикъ, и Тремело, мою душу охватываетъ тоска и мой мозгъ опьяняется фанатизмомъ.
Тремело! Это названіе, въ частности, сообщаетъ мнѣ волненіе, точно отъ подобія смерти. Тремело! Названіе, полное борьбы и пролитыхъ слезъ, названіе, точно красное и влажное отъ крови! Произнося его, по слогамъ, мое сердце совершаетъ тремоло.
Никогда больше я не ощущалъ вполнѣ такого наслажденія отъ близости съ этими деревенскими оборванцами; никогда больше я не соединялся такъ съ ихъ непостижимымъ существованіемъ, какъ во время очень благопріятныхъ съ виду обстоятельствъ, скрытой интенсивностью и пароксизмомъ которыхъ я одинъ естественно, могъ насладиться.
Въ нѣсколько незабвенныхъ часовъ моя любовь къ этимъ несчастнымъ обострилась по самой причинѣ сильнаго презрѣнія и ненависти, чувствовавшихся въ отношеніи къ нимъ у одного почтеннаго жителя этихъ деревень, чиновника, не очень злого, котораго я встрѣтилъ немного
рячностью страсти in extremis, свою преданную любовь к оборванцам в бархатной одежде, живущим в большом городе. Ах, когда я произношу только названия этих деревень с гортанными и чудесно варварскими звуками, эти названия, так сказать, синтетические и вызывающие в памяти прошлое: Бонейден, Руменам, Керберг, Вавр, Шрик, и Тремело, мою душу охватывает тоска и мой мозг опьяняется фанатизмом.
Тремело! Это название, в частности, сообщает мне волнение, точно от подобия смерти. Тремело! Название, полное борьбы и пролитых слез, название, точно красное и влажное от крови! Произнося его, по слогам, мое сердце совершает тремоло.
Никогда больше я не ощущал вполне такого наслаждения от близости с этими деревенскими оборванцами; никогда больше я не соединялся так с их непостижимым существованием, как во время очень благоприятных с виду обстоятельств, скрытой интенсивностью и пароксизмом которых я один естественно, мог насладиться.
В несколько незабвенных часов моя любовь к этим несчастным обострилась по самой причине сильного презрения и ненависти, чувствовавшихся в отношении к ним у одного почтенного жителя этих деревень, чиновника, не очень злого, которого я встретил немного
