стрійскаго, втеченіе цѣлаго столь жаркаго дня, что шотландскіе солдаты Роберта Стюарта, боровшіеся подъ пѣніе псалмовъ, раздѣлись до гола. De schotten vechten moedernaecks, — отмѣчено на старомъ планѣ битвы.
Эта самая территорія, сто лѣтъ тому назадъ, была самымъ сильнымъ очагомъ крестьянскаго бунта противъ Якобинцевъ. Почва осталась непокорной, какъ и умы. Поля упрямятся и отказываются производить хлѣба въ томъ мѣстѣ, гдѣ травы вытянули всѣ жизненные соки крестьянъ.
Часто, при заходѣ солнца, верескъ оживляется, сверкаетъ, краснѣетъ; цвѣтущая ткань бушуетъ, какъ трагическое озеро, священные аметисты превращаются въ кровавые рубины…
Человѣческія души остаются тамъ первобытными, свободными и дикими. Прежніе разбойники стали родоначальниками браконьеровъ, воровъ, тайныхъ дровосѣковъ, находившихся постоянно на подозрѣніи у представителей буржуазнаго порядка, вышедшаго изъ якобинскихъ грабежей.
Прежніе герои происходятъ отъ крупныхъ преступниковъ. Я безпрестанно вспоминаю образъ Сюса Дирикса, убившаго жандарма во время одной ссоры на ярмаркѣ.
Этотъ Сюсъ напоминалъ во всѣхъ отношеніяхъ нашего бѣднаго Бюгютта, сообразно тому описанію, которое я услыхалъ отъ одной коровницы изъ Бонейдена, его околотка; «Такой хорошій
стрийского, в течение целого столь жаркого дня, что шотландские солдаты Роберта Стюарта, боровшиеся под пение псалмов, разделись догола. De schotten vechten moedernaecks, — отмечено на старом плане битвы.
Эта самая территория, сто лет тому назад, была самым сильным очагом крестьянского бунта против Якобинцев. Почва осталась непокорной, как и умы. Поля упрямятся и отказываются производить хлеба в том месте, где травы вытянули все жизненные соки крестьян.
Часто, при заходе солнца, вереск оживляется, сверкает, краснеет; цветущая ткань бушует, как трагическое озеро, священные аметисты превращаются в кровавые рубины…
Человеческие души остаются там первобытными, свободными и дикими. Прежние разбойники стали родоначальниками браконьеров, воров, тайных дровосеков, находившихся постоянно на подозрении у представителей буржуазного порядка, вышедшего из якобинских грабежей.
Прежние герои происходят от крупных преступников. Я беспрестанно вспоминаю образ Сюса Дирикса, убившего жандарма во время одной ссоры на ярмарке.
Этот Сюс напоминал во всех отношениях нашего бедного Бюгютта, сообразно тому описанию, которое я услыхал от одной коровницы из Бонейдена, его околотка; «Такой хороший
