военныхъ залповъ, товарищи Бюгютта готовы выпустить эти «букеты», столь ужасные, какъ огонь фейерверка!
Кампернульи подалъ сигналъ. Другіе послѣдовали за нимъ въ чудесномъ ансамблѣ. Вплоть до кладбища это былъ только какой-то вертящійся огонь, громъ «букетовъ», покрывавшихъ своими вспышками трубные звуки и пѣсни, одновременно становившіеся все болѣе рѣзкими.
Такимъ образомъ буянъ — Тихъ былъ отвезенъ въ свое послѣднее жилище подъ аккорды музыки, которая была для него самой желательной и которая представляла собою аккомпанементъ, вызывавшій шалости и глупыя выходки у его полка бездѣльниковъ. Было гораздо лучше заставить трещать эти «букеты», чѣмъ украшать его гробъ настоящими!
Отнынѣ, въ моей памяти, эта похоронная ярмарка, съ своимъ хищнымъ и яркимъ оттѣнкомъ, съ массою дурно одѣтыхъ тѣлъ, своимъ ярмарочномъ ладономъ, своимъ безпорядкомъ и параксизмомъ криковъ и жестовъ, своей злобной вакханаліей, будетъ окружать ореоломъ образъ одновременно буйный и кроткій, моего бѣднаго Тиха Бюгютта.
Бюгю…юттъ!…».
Разумѣется, съ цѣлью утѣшиться послѣ разлуки, — временной съ четырьмя его дорогими оборванцами въ бархатной одеждѣ, и вѣчной съ ихъ предводителемъ, — Паридаль покинулъ на
военных залпов, товарищи Бюгютта готовы выпустить эти «букеты», столь ужасные, как огонь фейерверка!
Кампернульи подал сигнал. Другие последовали за ним в чудесном ансамбле. Вплоть до кладбища это был только какой-то вертящийся огонь, гром «букетов», покрывавших своими вспышками трубные звуки и песни, одновременно становившиеся все более резкими.
Таким образом буян — Тих был отвезен в свое последнее жилище под аккорды музыки, которая была для него самой желательной и которая представляла собою аккомпанемент, вызывавший шалости и глупые выходки у его полка бездельников. Было гораздо лучше заставить трещать эти «букеты», чем украшать его гроб настоящими!
Отныне, в моей памяти, эта похоронная ярмарка, с своим хищным и ярким оттенком, с массою дурно одетых тел, своим ярмарочным ладаном, своим беспорядком и пароксизмом криков и жестов, своей злобной вакханалией, будет окружать ореолом образ одновременно буйный и кроткий, моего бедного Тиха Бюгютта.
Бюгю…ютт!…».
Разумеется, с целью утешиться после разлуки, — временной с четырьмя его дорогими оборванцами в бархатной одежде, и вечной с их предводителем, — Паридаль покинул на
