выпиваютъ сейчасъ же однимъ залпомъ, точно привѣтствуютъ его.
Пользуясь минутной остановкой, Палюль, вдругъ ставшій серьезнымъ, бросаетъ мою руку, покидаетъ нашу группу, и прежде, чѣмъ я понимаю его намѣренія, онъ схватываетъ мимоходомъ кружку пива съ подноса, который несла прислуга, поднявъ высоко надъ головами, и проходя мимо насъ, онъ выливаетъ пѣнистое содержимое на гробъ пьяницы. Неспособные понять, сколько своевременнаго и трогательнаго въ этомъ возліяніи, полицейскіе угрожаютъ счесть нашего блондина за осквернителя святыни, и они схватили бы и увели его въ участокъ, если бы не протесты болѣе понятливой толпы, которая, наоборотъ, одобряетъ этотъ красивый обновленный жестъ, возстановляющій эллинскіе обряды.
— Браво, Палюль! Это хорошо, мальчикъ!
И всѣ готовы были бы послѣдовать его примѣру, еслибъ шествіе снова не двинулось, среди все увеличивающагося возбужденія, которое его лишаетъ всего, что еще оставалось мрачнаго. Маленькіе сыновья Бюгютта веселятся даже, держась за руки. Непристойныя шутки, скабрезные куплеты, безцеремонность въ словахъ и жестахъ, столь дорогія каждому обитателю Маролля, восхваляютъ душу усопшаго, создаютъ для него такую обстановку, которая соотвѣтствуетъ его прежнему настроенію и облику.
Солнце возбуждаетъ броженіе въ этомъ развеселившемся народѣ, хищномъ и блестящемъ,
выпивают сейчас же одним залпом, точно приветствуют его.
Пользуясь минутной остановкой, Палюль, вдруг ставший серьезным, бросает мою руку, покидает нашу группу, и прежде, чем я понимаю его намерения, он схватывает мимоходом кружку пива с подноса, который несла прислуга, подняв высоко над головами, и проходя мимо нас, он выливает пенистое содержимое на гроб пьяницы. Неспособные понять, сколько своевременного и трогательного в этом возлиянии, полицейские угрожают счесть нашего блондина за осквернителя святыни, и они схватили бы и увели его в участок, если бы не протесты более понятливой толпы, которая, наоборот, одобряет этот красивый обновленный жест, восстановляющий эллинские обряды.
— Браво, Палюль! Это хорошо, мальчик!
И все готовы были бы последовать его примеру, если б шествие снова не двинулось, среди все увеличивающегося возбуждения, которое его лишает всего, что еще оставалось мрачного. Маленькие сыновья Бюгютта веселятся даже, держась за руки. Непристойные шутки, скабрезные куплеты, бесцеремонность в словах и жестах, столь дорогие каждому обитателю Маролля, восхваляют душу усопшего, создают для него такую обстановку, которая соответствует его прежнему настроению и облику.
Солнце возбуждает брожение в этом развеселившемся народе, хищном и блестящем,
