къ толкотнѣ; сотни разъ насъ оттѣсняютъ, сметаютъ теченіемъ толпы. Если смотрѣть на лица, то, кажется, будто созвали всеобщее ополченіе бродягъ, что тюрьмы, всѣ помѣщенія за рѣшеткой, пріюты, исправительныя заведенія и участки выпустили своихъ трагическихъ квартирантовъ. Но увы, гдѣ же остаются тогда нашъ Зволю и этотъ живой Дольфъ?
Лѣстница Суда, эти ступени, у подножья которыхъ я увидѣлъ Бюгютта въ первый разъ съ его четырьмя вѣрными друзьями, отличавшимися полнымъ расцвѣтомъ вызывающей силы и неукротимой молодости, исчезаетъ также подъ множествомъ зѣвакъ или скорѣе манифестантовъ, потому что ощущается что то большее, чѣмъ любопытство въ чувствѣ, которое выгоняетъ эти толпы людей безъ опредѣленныхъ занятій изъ ихъ вертеповъ и грязныхъ жилищъ.
Таинственная солидарность этой черни съ этимъ грубымъ драчуномъ, который часто мстилъ за нихъ ударомъ по спинѣ ихъ общаго врага — полиціи! Еслибъ мнѣ позволили, я заказалъ бы вѣнокъ съ лиловыми лентами, которыя носили бы слѣдующую надпись золотыми буквами: — Тиху Бюгютту, провидѣнію драчуновъ, побѣдителю лакеевъ правосудія.
Возлѣ больницы Saint-Pierre такая давка, что можно раздавить другъ друга, и мы отправились ожидать шествія гораздо дальше на place de la Chapelle.
к толкотне; сотни раз нас оттесняют, сметают течением толпы. Если смотреть на лица, то, кажется, будто созвали всеобщее ополчение бродяг, что тюрьмы, все помещения за решеткой, приюты, исправительные заведения и участки выпустили своих трагических квартирантов. Но увы, где же остаются тогда наш Зволю и этот живой Дольф?
Лестница Суда, эти ступени, у подножья которых я увидел Бюгютта в первый раз с его четырьмя верными друзьями, отличавшимися полным расцветом вызывающей силы и неукротимой молодости, исчезает также под множеством зевак или скорее манифестантов, потому что ощущается что-то большее, чем любопытство в чувстве, которое выгоняет эти толпы людей без определенных занятий из их вертепов и грязных жилищ.
Таинственная солидарность этой черни с этим грубым драчуном, который часто мстил за них ударом по спине их общего врага — полиции! Если б мне позволили, я заказал бы венок с лиловыми лентами, которые носили бы следующую надпись золотыми буквами: — Тиху Бюгютту, провидению драчунов, победителю лакеев правосудия.
Возле больницы Saint-Pierre такая давка, что можно раздавить друг друга, и мы отправились ожидать шествия гораздо дальше на place de la Chapelle.
